Меня несет. Эй, Мэтт, где твоя голова, вроде не пьян в стельку, а весь мир кружится, как сошедшая с ума карусель. Ты осознаешь, что делаешь? Что делаешь, и кто перед тобой??? За последние сутки ну просто глупость на глупости: ловишь по ночам хомяков, выдаёшь откровенный бред, дерёшься в барах. И целуешь сейчас ту, кого целовать не следует. Неужели ты и правда тот, конченный ублюдок, коим тебя считает большинство твоих случайных любовниц. И что соображаешь ты исключительно чл…
Отстраняю птичку и пытаюсь понять. Что дальше? Отпустить ее? Пусть летит? Или захлопнуть клетку?
А дам-ка я ей выбор… Протягиваю руку и просто зову за собой. Она опускает крохотную ручку в мою ладонь с таким доверием и смирением, что хочется закричать: «Беги от меня, ничего хорошего тебя не ждет». Но я, повинуясь первобытному инстинкту, грубо сжимаю ее ручку и просто увожу в темноту.
Мне важно знать, что птичка понимает, что происходит, что она не находиться под чарами страшного заклятия… Я сто раз переспрашиваю, готова ли она? И после нашей прелюдии ее хорошенькое личико заливается краской, когда мой готовой член прикасается к ее бедру. Меня осеняет — передо мной сама невинность. Как занесло тебя, чистая птичка, в грязные лапы? В какой-то момент я испытываю адский страх — не нужно осквернять это прекрасное тело собой. Но потом вижу, как моя птичка трепещет и двигается мне на встречу. Значит ли это, что она выбрала именно меня? Чертовски хреновый выбор…
Мозг нашептывает:
— Мэтт, бросай это грязное дело, тебе мало тех шлюх, с которыми ты развлекался все эти годы, пытаясь заглушить свою боль?
Сердце вопит:
— Она сама этого хочет! А может именно она поможет тебе избавиться от боли? Она и есть твоё исцеление! А может она — та самая хозяйка твоего бумажного замка?
И я поддаюсь страсти!
Пусть завтра я об этом пожалею и буду съедать себя, раз за разом прокручивая произошедшее в голове. Но лучше корить себя за сделанное, чем сожалеть об упущенном шансе.
Я тону в ее серых глазах, я становлюсь стоном на ее губах, я забиваюсь глубоко под ее кожу.
Не хочу причинить боль — поэтому мои движения медленные и продуманные. И когда она своими острыми ноготками впивается в мои плечи, неистово, до багровых полос, и я чувствую горячую пульсацию внутри моей птички, я понимаю, что вот оно — исцеление! Моя личная терапия. Мой самый большой страх и мой самый оглушительный триумф. Мы перешли Рубикон. И сожалеть уже, по крайней мере, сегодня ночью не о чем.
А потом я как влюбленный школьник не могу заснуть, сжимаю птичку в объятьях, как будто хочу еще раз убедиться, что это ни мираж, ни иллюзия, созданная моим больным мозгом. А когда проваливаюсь в тяжелый сон, сомкнув веки, вижу серые бездонные глаза.
Сегодняшнее утро не такое, как сотни предыдущих. Моя голова не болит, на этот раз сердце разрывается от острой боли. Моя птичка упорхнула! Просто ушла, не оставив и следа. Только тонкий шлейф ее божественного аромата хранит моя осиротевшая постель.
Во как я заговорил… По-моему, начинаю сильно раскисать.
Как ушла? Куда ушла? Зачем?
Теперь я понимаю всех этих баб, от которых смывался под утро! Это чертовски неприятно!
А птичка оказывается коварная и жестокая соблазнительница! Использовала меня и исчезла!
Вот тебе, Мэтт, за всех женщин, которых ты довел до слез своим равнодушием!
Ну ничего, птичка, если думаешь, что сможешь так просто от меня сбежать… Во-первых, я знаю, где все твои гнездышки, во-вторых, я как заправский хищник ощущаю твой страх на расстоянии. Я подожду удобного момента…
А если откинуть всю эту мишуру. У меня и телефона ее нет. Хотя в цифровую эпоху узнать любую информацию о человеке можно в два счёта.
Так, мне сегодня сдавать рукопись и медлить нельзя, а тем более, как бы мне не хотелось, отвлекаться на романтическую болтовню. Я прямо в постели начинаю бешено перебирать пальцами по клавиатуре ноута, не успевая за собственными мыслями. Буквы на экране создают замысловатые узоры, и я упиваюсь моментом, ловя каждое слово моей новой музы.
К десяти часам заканчиваю! Дело сделано, теперь мне есть что показать великому и ужасному Боярскому и наконец восстановить мою сильно подпорченную репутацию.
Одеваюсь, выхожу на улицу и внимательно смотрю по сторонам, а вдруг где-то пролетит моя птичка, которая, как оказалось, была ко мне ближе, чем я думал. Но сегодня видно не такой день. Ловлю такси и еду в «Айскра Паблишинг».
Легкой походкой, направляюсь прямо к ресепшен:
— Мэтью Лавлесс к Майклу Боярскому!
Хорошенькая девушка-секретарь проводит меня в ту самую пещеру литературного зверя.
— Что-то ты слишком бодрый! — с порога начинает Боярский, — тебя что только сегодня из наркодиспансера выписали или ты начал наконец посещать встречи анонимных алкоголиков? А может ты даже трезвый и даже принес рукопись?
— Мистер Боярский, сэр, не преувеличивайте, это исключительно Ваше животворящее влияние на мою опустившуюся личность!
— Лесть с утра, это приятно, рукопись где?
Я жестом средневекового рыцаря, дарящего свой даме сердца розу в знак вечной верности, протягиваю ему мою старую флешку: