Бумажный занавес, стеклянная корона

– Знаете, Богдан Атанасович, с кем проще всего иметь дело? С человеком, который себя считает хитрецом, а тебя – простаком.

– Это ты-то простак?

– Возможно, я совершил непростительную ошибку, – потупился Кеша. – Забыл о том, что вы, звезды, этими смартфонами увешаны, как новогодняя елка шариками. Изъял по одной штуке и расслабился. Решил, что вы у меня в руках, связаться друг с другом не сможете, ничего плохого от вас ожидать не стоит. Так это выглядит, правда?

Грегорович, согласно кивавший головой на протяжении всей речи камердинера, при последних словах встрепенулся.

– Что значит «выглядит»? Хочешь сказать, ты нарочно…

– Хочу сказать, что я ваши собственные многочисленные телефоны трижды отдавал в ремонт и пять раз сушил после, простите, падения в ватерклозет. Вы в самом деле полагаете, будто я не способен к простейшим обобщениям?

– Тогда зачем же ты…

Богдан осекся.

– Ну слава богу, – вздохнул Кутиков, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. – Поняли, кажется. Мне ведь не нужно, чтобы ваши гости чувствовали себя как обложенные охотниками волки. Пусть думают, что меры безопасности приняты, но они без труда сумеют их обойти. Тогда есть вероятность, что кто-нибудь сделает ошибку. Тот, кто нам нужен. Шансы не очень велики, но…

– Что – но?

– Именно поэтому я заблокировал каждый телефон для всех входящих, – пояснил Кутиков, – кроме вызовов тех, кто сейчас находится в доме. Считайте, забросил сеть. Крупноячеистую, конечно. Вряд ли в ней кто-нибудь застрянет. Но чем черт не шутит!

Грегорович пощипал бороду.

– А если он не сделает?

– Что не сделает?

– Ошибку.

Кутиков пожал плечами:

– Все равно просчитается. Не здесь, так в другом месте.

Он закрыл дверцы аптечного шкафчика и снова обернулся к Богдану.

– Кстати, а зачем вы вообще полезли в ящик с чужими сотовыми?

Грегорович поднял на него озадаченный взгляд.

– Со своим сравнить захотелось? – догадался Кеша. – Помериться, у кого круче?

Богдан молчал. Только поднял руку, словно пытался нащупать что-то в воздухе.

– Или представляли, что все это богатство теперь ваше?

Грегорович едва заметно пошевелил губами. Но он по-прежнему не говорил ни слова, и Кутиков почувствовал себя несколько обескураженным.

– Опять забыли, куда паспорт сунули? – уже без насмешки спросил он.

Богдан словно проснулся.

– Так ведь гудело, – с детским изумлением сказал он.

– Что – гудело?

– В ящике. Вибрировало. Недолго. Я потому и полез туда, что стал искать, откуда звук…

Его глаза встретились с взглядом камердинера. Кутиков утратил всю свою обманчивую мягкость.

– Хотите сказать, кто-то позвонил на один из их сотовых? И вы до сих пор молчали?

– Да я только сейчас сообразил…

Но Кеша уже был за дверью. Приговаривая что-то извиняющимся голосом, Грегорович рванул за ним со всех своих длинных ног. Однако настичь Иннокентия смог только возле ящика с телефонами.

Кутиков быстро перебирал их: один, второй, третий…

– Вам точно не показалось? – отрывисто бросил он.

– Кажется, гудело…

– Не вижу…

Он вдруг замолчал.

– Что, что? – заволновался Грегорович, заглядывая через его плечо.

– Вот оно, – негромко сказал Кеша. – То, что нам нужно было.

Он вдруг щелкнул языком, и это было так же неожиданно, как если бы камердинер вздумал пройтись колесом.

– А ячейки-то в нашей сети не такие уж и крупные, Богдан Атанасович!

4

– Все лгут.

Выдав эту банальность, Сергей Бабкин лег на диван и положил на грудь папку с многочисленными досье. К его большому огорчению, информацией их с Макаром обеспечивал в основном Перигорский. Обращаться к человеку, втянувшему их в эту постыдную историю, Бабкин не хотел, но его собственный источник уже выложил все, что знал. После чего сказал начистоту: «Серега, дальше я пас. Ты залез в особый мир. В заводь, если хочешь. Они там под корягами живут, друг дружку жрут и тиной закусывают. Тебе, чтобы разузнать об их житье-бытье, нужен не я, простой журналист, а тот, кто сам туда опускается с аквалангом по три раза на дню. Ищи себе в помощь водяного, если ты понимаешь мои затейливые метафоры».

Сергей понимал. Знакомых журналистов у него хватало, но такого, чтобы хорошо был осведомлен о закулисной стороне жизни поп-звезд и при этом готов делиться сведениями, не находилось.

Тогда-то Илюшин и предложил спросить Перигорского.

Игорь Васильевич, если уж начинал действовать, действовал быстро. Через двадцать минут после телефонного разговора Макару позвонили двое и вежливо поинтересовались, какого рода сведения ему требуются.

«Любого», – опрометчиво сказал Макар. Или не опрометчиво, а обдуманно. Бабкин склонялся к первому варианту, потому что за последнее время он узнал о жизни присутствующих столько подробностей, что хватило бы на пять биографий. И большинство из этих подробностей, он чувствовал, были для его ранимой психики лишними.

Но удочки с наживкой были заброшены. Караси и уклейка разной степени жирности поступали теперь бесперебойно. Игнорируя насмешливые взгляды Илюшина, Бабкин распечатывал каждое электронное письмо и складывал в стопку. За последние два часа она выросла впятеро.