Бумажный занавес, стеклянная корона

Катунцева прижала ладонь к глазам. Значит, вот как все будет. Он ей не поверит! Ну что ж… она хотя бы попыталась.

Теплая ладонь легла на ее запястье. Руку мягко, но непреклонно отвели от лица. Кеша оказался совсем близко, и смотрел он на нее… с жалостью.

Почему? Почему в его глазах жалость?

– Ася, Бантышев – гей, – сказал Кутиков. – Но изнасиловать твою сестру он не мог не поэтому. Я был с Богданом на том новогоднем концерте. Сразу после выступления Бантышеву стало плохо, и я лично вез его в больницу к знакомым врачам, чтобы никто ни о чем не прознал. Не было никакой гримерки. Не было никакого насилия. Твоя сестра лжет.

Казалось, прошла вечность, пока Ася смотрела на камердинера.

– Какая больница? – внезапно осипшим голосом спросила она.

– Лечебный центр на Фрунзе.

– Подожди… – она мотнула головой, словно отгоняя назойливую муху. В ушах и в самом деле слышалось какое-то тихое жужжание. – Это неправда! Такого не может быть!

Камердинер сочувственно молчал.

Ася попыталась призвать на помощь здравый смысл.

– Об этом писали бы во всех газетах!

– Никто об этом не писал бы. Артисты скрывают проблемы со здоровьем изо всех сил. Когда Богдан оказался в клинике с нервным срывом, все организаторы тут же отменили его концерты на ближайшие четыре месяца. Он потерял уйму денег. Поэтому все скрывают, если что-то случается. Бантышев тогда худел и подсел на какой-то энергетический чай. Только им одним и питался. В результате – сильное обезвоживание. Концерт он отработал, но свалился прямо за кулисами, и ни в какую гримерку зайти не мог чисто физически. Ася, я был при нем все время. Хочешь, на Библии присягну?

Ася ему поверила сразу. Не нужна ей была никакая Библия.

– Телефон, – мертвым голосом попросила она. – Дай телефон, пожалуйста.

В ее ладони оказался прохладный корпус сотового. Ася по памяти набрала номер.

– Слу-у-ушаю! – протянула Катька в трубку. Очень близко, прямо в ухо.

– Катя, это я. – Слова давались Асе с трудом.

– О, привет! Ты чего там, холодного пива упилась? Хрипишь, как гиена над трупом врага!

Катька хохотнула.

– Чей ребенок? – спросила Ася.

Смех оборвался.

– Что?

– Катя, чей это был ребенок? Ты сказала, что Бантышев тебя изнасиловал.

– После концерта…

– Хватит! – Ася сама не ожидала, что у нее вырвется крик такой громкости. Кажется, даже Кутиков вздрогнул. – Не смей врать! Ты вообще была на том концерте?

В трубке помолчали, а потом укоризненно сказали:

– Скучная ты, Аська. Ну, не была.

Ася и так уже понимала, что сестра врала. Но ее все равно словно кувалдой по лбу стукнули.

– А где ты была?

– Господи, ну ты и зануда! – простонала Катька. – Допустим, у Саньки Коршуна.

– Коршунова? – ошеломленно переспросила Ася. – Ты была у Коршунова?

Все стало ясно в один миг. Коршунов был давней Катькиной любовью, и она настырно пыталась забраться к нему в постель. Значит, забралась, наконец.

Не было никакого концерта. Была чужая квартира, ее сестра, соблазнившая женатого парня в отсутствие его жены, и огромная гора лжи после случившегося.

– Почему соврала родителям? – бесцветным голосом спросила Ася.

– Да они бы меня убили! Ты чего, мать! – удивилась Катька.

– И нервных срывов у тебя не было. Ты просто работать не хотела.

В трубке обиженно засопели. Катерина считала себя пострадавшей стороной. Зачем Ася так безжалостно с ней обходится?

– Ты же маме не расскажешь? – наконец заискивающе спросила сестра.

Ася молча нажала на клавишу отбоя и протянула телефон Кутикову.

Никак не получалось поднять на него глаза, вот что плохо. Осознание того, что она пыталась сделать с несчастным Бантышевым, навалилось на Асю гигантским прессом.

– Я не знала…

Она сама услышала, как жалко и беспомощно звучит ее оправдание, и осеклась. Господи, как она могла поверить Катьке! Она же видела Бантышева своими глазами, и каждый – каждый! – его поступок говорил о том, что перед ней хороший, мягкий, совершенно безобидный человек. Поэтому его все и любят. Ее трясло от его прикосновений – прикосновений человека, изнасиловавшего ее сестру. У нее срывался голос от ярости и от того, что нельзя вцепиться ему в лицо прямо сейчас, на виду у всех. Ася успела возненавидеть Олесю Гагарину за то, что она друг Виктора. А ненавидеть стоило только себя.

Совершенно уничтоженная, Ася с трудом подняла голову. Кутиков собирался что-то сказать, но его первые же слова были заглушены дикими воплями из коридора.

Переглянувшись, Кеша и Ася кинулись из комнаты.

5

– Чего ты привязался к этой Катунцевой? – недовольно осведомился Грегорович. – Чем тебе девочка не угодила?

На подоконник, где сидел Илюшин, по приоткрытой створке просочились первые капли дождя.

– А вы никогда не замечали, что любовь и ненависть очень похожи в своих проявлениях? – Макар отодвинулся к стене, но с подоконника не слез. – Вот сейчас придет ваш камердинер и подтвердит мои подозрения. На что спорим?

В коридоре послышались быстрые шаги.

– Уже идет! – прокомментировал Макар. – Нет, бежит! Мчится!

В дверях возник человек. Но это был не Кутиков. Охранник выпучил глаза и завопил, маша рукой в направлении столовой: