Бумажный зверинец

– Я родился в семье торговцев солью в Шантунге. Наша семья считалась зажиточной. Когда я был еще мальчиком, люди хвалили меня за то, что я умен и хорошо знаю слова, а мой отец надеялся, что я прославлю семью Кан. Когда я вырос, он занял большую сумму денег, чтобы отправить меня учиться в Америку. Я выбрал юриспруденцию, так как мне нравились слова и их сила.

Мистер Кан нарисовал на бумаге другой иероглиф.

– Посмотрим, что я смогу рассказать тебе, выведя другие иероглифы из слова «баран».

– Первый раз, когда я попробовал это тушеное блюдо, я учил юриспруденцию в Бостоне. Мы с моим другом были соседями по комнате. У нас не было денег, поэтому мы питались только хлебом и водой. Но однажды наш хозяин квартиры, владевший также рестораном в китайском квартале, пожалел нас. Он дал нам немного тухлой рыбы и ошметков баранины, которые собирался выкинуть. Я знал, как правильно потушить рыбу, а мой друг, который был родом из Маньчжурии, знал, как приготовить монгольскую баранину.

– Я подумал, что если иероглиф «пикантный» состоит из «рыбы» и «баранины», то, может, если мы объединим эти два блюда, получится довольно неплохо. И все сработало! Мне кажется, что потом я уже не был так счастлив, как тогда. Литеромантия оказалась полезной и в кулинарии! – Мистер Кан захихикал, как дитя.

Затем его лицо стало серьезным.

– В 1931 году Япония вторглась в Маньчжурию, и мой друг уехал из Америки защищать свой дом. Я слышал, что он стал партизаном-коммунистом, сражался с японцами, и те убили его годом позже.

Мистер Кан сделал глоток. Его руки дрожали.

– Я был трусом. У меня была работа и комфортная жизнь в Америке. Я пребывал в безопасности, и мне не хотелось идти на войну. Я придумывал какие-то оправдания, говорил себе, что как юрист могу оказаться гораздо полезнее после войны.

Однако Япония не удовлетворилась Маньчжурией. Через несколько лет она завоевала остальной Китай, и однажды я проснулся и узнал, что мой родной город захвачен, – и я перестал получать письма от своей семьи. Я все ждал и ждал, пытаясь уверить себя, что они убежали на юг и все в порядке. Однако в конце концов я получил письмо от моей маленькой сестренки, в котором она рассказывала, что японская армия после взятия города убила всех моих родственников, включая родителей. Моя сестра выжила, притворившись мертвой. Из-за моего страха погибли мои родители.

Я уехал в Китай. Я пошел добровольцем в армию, как только сошел на землю с корабля. Офицера националистов совершенно не интересовало, что я учился в Америке. Китаю требовались люди, которые могли стрелять, а не те, что умели читать и писать, или знавшие закон зазнайки. Мне дали ружье и десять патронов и сказали, что если мне понадобится еще, то нужно снимать патронташи с мертвых тел.

Мистер Кан нарисовал на бумаге другой иероглиф.

– Вот еще один иероглиф, который можно вывести из иероглифа «баран». Он выглядит почти как мэй. Я лишь слегка изменил внизу иероглиф «великий». Узнаешь его?

Лилли вспомнила вчерашние рисунки:

– Это иероглиф огня!

Мистер Кан кивнул:

– Ты очень умная девочка.

– Что, это иероглиф поджаривания баранины над костром?

– Да. Но если «огонь» расположен под другим иероглифом, то, как правило, мы немного меняем его форму, чтобы показать готовку на низком огне. Вот так:

– Изначально запеченная ягнятина была подношением богам, и этот иероглиф као стал означать ягнятину в целом.

– Как жертвенный ягненок?

Мистер Кан кивнул:

– Наверное, так. Нас никто не учил и никто не поддерживал, поэтому у нас было больше поражений, чем побед. Позади шли офицеры с пулеметами, готовые пристрелить тебя, если побежишь с поля боя. Впереди – японцы, идущие в штыковую атаку. Когда я потратил все свои патроны, то пытался взять оставшиеся у моих мертвых товарищей. Я жаждал мести за мою убитую семью, но как можно было отомстить? Я даже не знал, какой из японских солдат их убил.

Именно тогда я и начал осознавать другую сторону магии. Люди говорили о славе Японии и слабости Китая, что Япония хочет лучшего для всей Азии, а Китай должен принять, что предлагает Япония, и сдаться. Но что значили все эти слова? Как может Япония чего-то хотеть? «Япония» и «Китай» – их в реальности не существует. Это всего лишь слова, воображение. Отдельный японец может хотеть славы, отдельный китаец может хотеть чего-то другого, но как можно говорить, что «Япония» или «Китай» хотят, верят или принимают что-либо? Это все пустые слова, мифы. Но эти мифы дают основу сильной магии и требуют жертв. Они требуют бойни людей будто стада баранов.

Когда Америка вступила в войну, я был очень счастлив. Я понял, что Китай спасен. Видишь, насколько сильна эта магия: я могу говорить о несуществующих вещах, словно они вполне реальны. Но это уже не имеет значения… Как только война с Японией была окончена, мне сказали, что теперь националистам нужно сражаться с коммунистами, которые были их братьями по оружию во время войны с Японией. Коммунисты были злом, и их нужно было остановить.

Мистер Кан нарисовал другой иероглиф.