– Нет, это невозможно! Ты должен сократиться, Марат! Я мотаюсь из города в город… вся в мыле… Дыхания нет, голос не звучит, все ради тебя…
– Естественно. Даже лягушка заботится о своем потомстве. Это животный инстинкт.
Вероника Антоновна глубоко уязвлена.
– Вся моя любовь… все переживания… труд – животный инстинкт?.. И ни капли благодарности?
– Помилуй, за что? Я даю смысл твоей жизни. Для тебя нет ничего выше, чем кормить-поить и выводить меня в люди.
– Пора самому выходить в люди! Последний год аспирантуры, надо подумать о диссертации! А тут какие-то странные друзья…
– Друзья? Эти козявки?!
– Тогда зачем они? С твоим умом, духовными запросами?
– Нужны. Я их использую.
– Я очень боюсь, что…
– Опять боишься! Ты набита страхами, как кукла опилками! – прерывает Марат, и на сей раз невозмутимость изменяет ему. – По чьей милости я бросил альпинизм?! Только из-за тебя, помни! Только потому, что ты боялась! Там остались настоящие друзья… каких больше не будет! И ты смеешь попрекать меня знакомствами?! Я и со Стеллой разошелся из-за тебя! Такой тоже больше не будет!
– Чем я виновата перед Стеллой?! Отчего из-за меня?
– Оттого, что она принадлежала тому миру, который я потерял! Горы, вершины, чистый снег… Я все потерял!!!
Вероника Антоновна, потрясенная не свойственным сыну взрывом чувств, готова уже каяться и просить прощения. Но объяснение прерывает звонок в дверь: вернулся Илья. Марат разом обретает невозмутимое спокойствие.
– Матушка, аккомпаниатор ждет. Иди. Все чудесно. У тебя, у меня. Платье эффектное, голос звучит. Спой «Хризантемы» и отдохни перед концертом. А я… может быть, схожу в магазин, положи там на сервант… лучше зелененькую.
Оставшись с Ильей, он молча ждет.
– Не стал при них… – начинает тот.
– Что-нибудь не так?
– Малый один видел нас на выходе из магазина. Я с ним работал в НИИ. Непонятно, откуда взялся! В пяти шагах из кустов вылез! Зараза!..
– Узнал тебя?
Илья разводит руками.
– Сделаем, чтобы молчал. Можешь узнать его адрес?
– И так знаю. Как-то оборудование вместе возили, заскочили по пути.
Барсуков с ребятами приближается к подъезду своего дома. С противоположной стороны улицы идет наперехват плечистый парень. Его провожает взглядом Марат, за спиной которого хоронится Илья.
– Товарищ Барсуков? – загораживает дорогу парень.
– Да.
– Давненько вас жду. Где пропадали?
– А в чем дело?
– Я спрашиваю, где ты был днем? – грубо напирает парень.
– У тещи в Селихове, – тоже грубеет Барсуков.
– Что-нибудь видел там интересное?
Барсуков впивается глазами в хамскую физиономию: неужели спрашивает о том самом?!
– Идите поиграйте, – подталкивает он от себя ребят.
Те охотно отбегают к кучке детворы поодаль.
– Видел или нет?
Барсуков с удовольствием врезал бы ему, да руки связаны.
– Ничего я не видел!
– Ничего не видел, ничего не знаешь. Правильно! – Парень бросает весьма выразительный взгляд в сторону ребят. – Своих детенышей беречь надо! Ни-че-го не видел. Бывай здоров!
В помещении Селиховской милиции беседуют Николаев, молодой замнач по розыску, и Томин.
– Территория наша на отшибе, – рассказывает Николаев. – Недавно был поселок деревенского типа. Теперь современные дома, жителей переселили, но люди все прежние. Начальник отделения каждой кошки родословную помнит. Из здешних никто не замешан.
– И сотрудницы магазина здешние?
– Коренные. Вся жизнь на виду. Вариант инсценировки кражи мы отработали – стопроцентно отпадает. Есть тут и те, кто побывал в заключении. Проверили – они тоже ни при чем.
– Пошли смотреть на месте, – поднимается Томин.
…Они входят в полупустое кафе, Николаев указывает столик у окна, говорит негромко:
– Сидели здесь. Обед занимал двадцать – двадцать пять минут.
– И движения в магазине не заметили?
– Ни малейшего! А когда пусто – он просматривается насквозь. Нужно, знаете, крепко отрепетировать, чтобы себя не обнаружить!
– Для репетиций надо было крутиться в торговых залах. Притом, что в поселке все свои…
– Нет, универмаг исключение: проезжие часто заглядывают. В универмаге на посторонних внимания не обращают. Вот если в парикмахерской – до вечера будут гадать, кто такой…
Томин с Николаевым выходят, пересекают шоссе и огибают универмаг. Николаев звонит в служебную дверь. Томин заинтересовывается пролазом в кустах, раздвигает ветви.
– Укромная тропочка. Куда ведет?
– Эта?.. К жилым домам.
Дверь отворяется довольно осторожно.
– Я это, я, – сообщает Николаев. – Пуганые стали.
Пожилая женщина в рабочем халате впускает их в магазин.
– День добрый. Сами тогда запрете?
– Запру, конечно.
Женщина уходит внутрь.