Бумеранг

– Врешь? – Под рукой Петрова Юрик почувствовал себя мышонком, с которым играет не кошка – тигр. Отчего и голос его прозвучал хрипловато, когда он произнес это нагловатое: «Врешь?»

– Я сказал, она будет с тобой. Иди стели постели в другой комнате. А нам с Натальей здесь.

– Она что, отшила тебя? – Юрик Устьянцев с трудом прятал в этом саркастическом вопросе радостные нотки.

– Да, Юрик, отшила. Она сказала: «Ах, Владик, мне так нравится товарищ Устьянцев. Мне хочется взять его на руки и побаюкать. Он такой маленький, но такой великий. Я хочу стать его Музой. Отдайте мне великого Устьянцева!» Хорошо, отдаю. Передаю по рукам.

Юрик Устьянцев вывернулся из-под ладони Петрова.

– Идти стелить?

– Иди стели, Юрик, – устало кивнул Петров.

…Сидели с Натальей за столом. Молчали. Как все это надоело Петрову. Эта изначальная предопределенность. Он положил руку на плечо Натальи.

– Не надо, – передернулась она. Как будто ее током ударило.

– Ну, тогда я буду ложиться спать, – полусказал, полуспросил он.

– Как хотите, – ответила Наталья.

Горела настольная лампа. Не стесняясь Натальи, Петров разделся, повесил одежду на стул, лег.

Лежал, закрыв глаза. Молчали.

– Ты что, так и будешь сидеть?

– А что?

– Отдыхать надо. Время позднее.

– Я могу выключить свет.

– Вот, сделай милость. Выключи, пожалуйста.

Она нажала на кнопку настольной лампы. Комнату охватил мрак. Слышали дыхание друг друга. В окно светила луна.

– Ну что, так и будешь сидеть в темноте?

– А что?

– Ложись спать.

– Нет, я пока еще до такой низости не дошла.

– Ого! – усмехнулся Петров.

– Неужели так можно? – спросила она. – В первый раз увиделись – и сразу в постель?

– Что здесь такого?

– Я о вас была гораздо лучшего мнения.

– По статьям?

– По статьям. И вообще.

– Ну вот теперь посмотри, какие мы есть. Правде нужно смотреть в глаза. И потом – разве я пристаю к тебе? Насилую?

– Нет, не пристаете. Но вы ведете себя так, как будто в этом нет ничего зазорного. Это ужасно. Это противно.

– А Саша?

– Это ее дело… Она человек легкий. Пустой. Но вы… с вашим умом, эрудицией. С вашей душой.

– Откуда ты о моей душе знаешь?

– А очерки? Сколько в них света, тепла, доброты. Я ведь не знала, что встречусь с вами. Я плакала, когда читала некоторые из них.

– Ой, врешь! – не поверил Петров, но на душе у него стало нехорошо: ему хотелось поверить ее словам, ее правде, но…

– И сегодня, когда я увидела вас… Вы такой сильный, высокий, стройный. И вдруг…

– И еще у меня жена есть. И сын. Так что полный портрет разложившегося типа.

– Зачем вы сами на себя наговариваете?

– Да нет, правда: у меня жена, сын.

– Я не об этом.

– А о чем?

– Зачем вы ведете себя так, будто вы гораздо хуже, чем на самом деле?

– На самом деле я еще хуже, чем кажусь. Мы все кривляемся и ломаемся. Нам плохо от этого, во всяком случае – не хорошо, но маховик жизни остановить нельзя. Запомни это, детка.

– Вы не такой лицемер, каким хотите представить себя.

– Я еще хуже.

– Ну вот, например, вы тактичный. Вы не лезете ко мне. Не обнимаете. Вы не тянете меня в постель.

– Это я хитрю. Все, что я делаю, я делаю с умыслом. Мне нужно войти к тебе в доверие, а потом добиться своего. Вот и вся отгадка. Я страшный человек.

– Страшные люди никогда так не открываются. Вам просто плохо. Только вот не пойму – почему?

– Мне? Плохо? Не смеши меня, девочка!

– Не нужно так говорить.

– Ладно, я буду спать. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

Через некоторое время он не выдержал, спросил:

– Неужто ты всю ночь будешь сидеть за столом?

– Не знаю.

– Ну, хорошо. Когда передумаешь, разбуди. Поменяемся местами.

– Хорошо, спасибо.

– Слушай, честное слово – ты героиня. Мне нужно обязательно написать о тебе очерк. Я так и вижу броский заголовок: «Героиня нашего времени – Наталья Икс!» Где ты работаешь?

– Мы вам рассказывали.

– Ах, да, Саша – студентка пединститута, а ты… Так, постой, надо напрячься… Секретарь-делопроизводитель у ректора. Так?

– Да… Вот видите, все вы запомнили о нас, а наговариваете на себя.

– Это просто профессиональная память. А вот смотри-ка, интересная штука. – Петров приподнялся на локте (видно его было отчетливо, луна за окном стояла полная, яркая). – Что-то вроде социального разделения получилось. Саша, студентка, с Юриком запросто пошла, хотя, честно говоря, со мной ей хотелось. А ты, секретарша, – ни за что.

– При чем тут социальное разделение? У нас просто разные взгляды на жизнь.

– Почему?

– Этого я не знаю. Ей все просто. Легко. Я так не могу.

– У тебя папа – инвалид, мама – уборщица и семеро братьев-сестер под лавкой. Все мал мала меньше?

– Опять вы за свой насмешливый тон?.. Ну, зачем?

– А все-таки?

– Я живу одна. Будете в Ярославле, заходите в гости. Адрес у вас есть.

– Да, но живешь ты, конечно, в общежитии? В трудных условиях? Выполняешь множество общественных нагрузок? Например, следишь за моральным обликом студентов? Особенно студенток?

– Нет, я живу в небольшой квартире. Муж у меня военный, мы разошлись. Под Ярославлем, в совхозе, живет у меня мама.

– Она Герой Соцтруда, надаивает больше всех молока от знаменитой рекордсменки Буренки?