Еще одним способом было просверливание отверстия, иногда двух-трех, и через него механическое открытие с помощью той же велосипедной спицы. Надо было только знать, где именно сверлить. У второго лейтенанта Авраама Лехмана была флэшка со старого места работы с указанием таких мест для разных типов сейфов. За десять «колес» он сделал мне копию. Внутри могли ждать блокираторы типа туго натянутой проволочки именно в месте сверления, при обрыве которой срабатывал дополнительный запор, или/и органическое стекло, которое разбивалось и тоже создавало дополнительные трудности. В любом случае нет такого замка (сейфа), который нельзя открыть. Бывает только разное время на осуществление этого.
— А самолетные электронные замки ты открывал? — поинтересовался я.
— Много раз. Летчики такие бестолковые, четыре цифры не могут запомнить! — ответил он. — Там всё очень просто. Сперва пробуешь заводской мастер-код: четыре ноля, или четыре семерки, или цифры один-два-три-четыре, или их же наоборот. После каждой попытки замок блокируется на пять минут, а после третьей на сутки. Ждешь и продолжаешь. Если не сработало, поддеваешь лезвием ножа снизу крышку, приподнимаешь ее. Там будет разъем юсб. Присоединяешь подбиратель. Он заодно отключает блокиратор, который срабатывает после неверных наборов. Самое большее через полтора часа ты будешь знать код.
Как всё просто, когда знаешь, что делать.
— Три «колеса» — и даешь мне подбиратель до утра. Потренируюсь на сейфе в своем кабинете, — попросил я.
— Меня могут вызвать в любое время… — начал ныть Авраам Лехман.
— Четыре «колеса». Если что, едешь ко мне домой и забираешь, — поднял я цену.
— Хорошо, бери, — согласился он.
Аэродромная обслуга часто видела меня возле самолета «Ю-2» вместе с капитаном Серхио Васкесом, поэтому не удивились, когда я, подкатив вручную трап, залез в кабину и пробыл там более часа. Не раз уже так делал. Мастер-коды не подошли. Пришлось приподнять ножом крышку и подключить подбиратель. Когда высветились четыре цифры, я понял, что это год рождения пилота. Похвалил себя за тупость.
На следующее утро я вернул прибор владельцу, сказав, что работает на славу, что куплю и себе такой, если вдруг попадется. Затем отвалил второму лейтенанту Аврааму Лехману десять таблеток «экстази» в виде премии.
— Больше ничему учить не надо, — заявил я. — Думал, будет интереснее. Для бытовых нужд мне хватит, а к банковским сейфам вряд ли подберусь.
— Там и системы сложнее, подключиться снаружи без физического взлома не получится, — сообщил он, торопливо сгребая таблетки.
После этого я поехал в город. Второй лейтенант Авраам Лехман дал мне наводку на аптекаря, который продавал и наркоту. Это был его соплеменник, толстый, льстиво улыбчивый и чрезмерно болтливый. Последнее было самым страшным грехом, потому что говорил на английским языке с сильным южнорусским, «шокающим» акцентом. Я с трудом понимал его. Наверное, с Украины перебрался сюда, вложился и еле удержался на плаву, когда началась Вторая гражданская война. Спасло его то, что рядом была военная база. Гангстеры сюда не совались.
Он долго торговался, ныл, как плохо расходится товар, рассказывал, какой бедный и несчастный, но, в конце концов, забрал по сорок центов за таблетку, что раза в полтора дешевле рынка.
Затем я отправился в ювелирный магазин.
Продавец узнала меня:
— Уже сыграли свадьбу или ждете окончания войны?
— Свадьбы не будет. Бланка погибла, — спокойным тоном сообщил я.
— Как жаль! Мои соболезнования! — искренне произнесла женщина.
— Те два кольца с бриллиантами еще не проданы? — спросил я.
— Нет. Сейчас на такой товар мало покупателей, — ответила она.
— Один нашелся, — обрадовал я.
Купил оба кольца с бриллиантами и на оставшиеся деньги пару обручальных из золота восемнадцать карат (семьсот пятидесятая проба). В России они будут стоить дешевле, но электронные доллары там вовсе не нужны. По крайней мере, в ближайшие лет десять, а лучше и все сто.
75
С месяц назад капитан Серхио Васкес припозднился в бар и пожаловался на диспетчеров и обслуживающий персонал аэродрома. Оказывается, у них в восемь вечера заканчивалась смена, но пришлось ждать, когда он приземлится.
— Неужели ночью никто не дежурит?! — удивился я.
— Только охрана, — сообщил он. — Мы теперь в глубоком тылу. Большую часть специалистов перевели на аэродромы, которые ближе к линии фронта.
Тогда я не придал значения этой информации, потому что Бланка Гловер еще была жива, и у нас были другие планы, но запомнил ее, подумав, что до полуночи слишком много людей будет не спать. Если улетать, то лучше после двух, когда смена часовых. Пусть заступивший погуляет минут тридцать-сорок, притупит бдительность. Оказалось, не зря обмозговывал операцию.