Бумеранг

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Скворцов шевелил желавками и напряженно размышлял.

– Нет, это невозможно. Я Глузмана очень хорошо знаю, он стопроцентный советский человек, коммунист, – наконец произнес он.

– Виктор Павлович, среди тех, кто под влиянием близких подавал заявление на выезд в Израиль, были даже Герои Советского Союза, не говоря уж о Героях соцтруда, – укоризненно заметил Ануфриев.

– Нет, хоть тридцать жен его будут уговаривать, он не бросит работу, она для него все, он не мыслит себя без нее, я в этом уверен, – нервно, словно самого себя убеждая, говорил директор.

– Ну что ж, ваша уверенность… это хорошо. Допустим, что все так. Но ведь кроме Глузмана есть и другие, не все же не мыслят себя без этой работы… Я все же вот что думаю, вам Виктор Павлович надо выходить на Москву, напрямую на министра и в личной беседе просить, не слишком это афишируя, под любым предлогом, без шума убрать Карлинского от нас. Ну, зачем нам эта головная боль. При ваших личных отношениях с министром, думаю, такая просьба вполне возможна, – вкрадчиво закончил свою мысль Ануфриев.

Директор вновь задумался и при всей своей нелюбви к заму на этот раз вынужден был констатировать, что тот абсолютно прав, более того, проявляет дальновидность, беспокоится не только о себе, но и о репутации всего института.

– По телефону такой вопрос не решить и за несколько дней командировки, боюсь, тоже. А вот на испытаниях нашей ракеты, летом… если все пройдет успешно, я попробую в неформальной обстановке попросить об этом министра. Но до того, ничего не поделаешь, придется нам здесь его терпеть. Думаю, за это время он не успеет нам большую подлянку сделать, – вновь усмехнулся директор, но на этот раз усмешка получилась у него довольно невеселой, скорее даже мрачной.

6

В периоды, когда Лев Михайлович находился в состоянии очередного «мозгового штурма», он как бы дистанцировался от всего, что не касалось его непосредственной работы. В апреле как раз и наступил такой период. Работа по окончательной «доводке» нового радиовзрывателя вышла, образно говоря, на финишную прямую. В группах разработчиков, где по той или иной причине работа стопорилась, в качестве аварийной команды подключался лично Лев Михайлович и… дело сразу или не сразу, но сдвигалось с мертвой точки и вновь входило в фазу поступательного движения. В математических расчетах ему не было равных, но когда все параметры той или иной схемы уже просчитаны, радиоэлементы спаяны и идет стендовая проверка… Здесь уже на первое место выходит не математика и даже не совсем физика, а особая «наука о контактах», которой вроде бы не существовало в теории, но на практике с ней сталкивались постоянно как разработчики, так и эксплуатационники. И в этом, казалось бы, скучном и нудном деле, поиске неисправностей, большинство из которых так или иначе оказывались связаны именно с контактами, удивительное упорство, «нюх» и изобретательность опять-таки проявлял Лев Михайлович. Хотя, в общем-то, это была совсем не его обязанность, выискивать где не контачит.

– Вот, посмотрите, Лев Михайлович, – сокрушался, беспомощно разводя руками старший группы. – Вроде все должно работать, а на выходе ноль, нет импульса запуска. С ног сбились, никакими законами это не объяснить… Вот видите, если блок ставим в положение для ремонта, все работает. Назад в стенд задвигаем, начинаем проверять – ничего нет. Только вот так, ни в одном другом положении не работает.

– Визуально весь монтаж просмотрели? – спрашивает зав. лаб.

– Да не то что просмотрели, прощупали пропаяли несколько раз. Вроде все нормально, пайка качественная, кабеля и дорожки в печатных платах исправны, все «прозванивается».

– Осциллографом прохождение сигнала смотрели?

– Ну, за кого вы нас… Конечно смотрели, хотя как его посмотришь когда блок в стенде, а в выдвинутом положении все прекрасно все импульсы на месте. Но мне почему-то кажется, что все дело вот в этой интегро-дифференцирующей цепи, хотя мы уже все элементы в ней поменяли и никакого эффекта. Боюсь, всю схему, все элементы перепаивать придется, а это с настройкой лишних два дня работы, да и реле менять, а они с золотыми контактами, на них отдельный акт составлять надо на списание драгметаллов, иначе другие не выдадут. В общем, много мороки, – продолжал плакаться старший группы с красными от бессонной ночи глазами.

– Значит, говорите, вроде все в норме, и в то же время ничего нет, и ни осциллографом ни тестером определить ничего нельзя? – все глубже входил в курс дела Лев Михайлович, все больше концентрируясь и превращаясь в единый мыслящий орган. При этом все прочие органы, даже пищеварения как бы прекращали временно функционировать, чтобы не забирать лишнюю энергию целиком предназначенную для мыслительного процесса…