Бундори

Фусэй Мацугаэ, влиятельный член Совета старейшин, вдохновил нового диктатора Токугаву Цунаёси на реформу правительства и пресек попытки Янагисавы узурпировать власть. Ум, честность и поразительная внешность Фусэя увлекли Аои. В нем она наконец увидела самурая, достойного ее. С ним она впервые в жизни испытала сексуальное наслаждение. В отличие от других, относившихся к ней с нескрываемым презрением, Фусэй был добр. Он скрасил ее тоску по отцу и дому.

Она думала, счастье — это бесчувственность, когда жестокость работы не трогает. Видя страсть, которая растет у Фусэя к ней, она считала получаемое удовольствие чисто профессиональным достоинством. Сексуальный экстаз рождал некоторую растерянность, которую она преодолевала, стремясь познать новую радость. Она никогда раньше не любила и потому осознала опасность только тогда, когда было уже поздно.

Чувство вины и ненависти к самой себе сдавило горло, когда намек Янагисавы воскресил в воображении последнюю ночь с Фусэем. Тусклый свет ламп, освещавших спальню, не мог скрыть следов его физической деградации: поджарое, тренированное тело Фусэя стало слабым и вялым, некогда зоркие глаза покрылись кровяными прожилками, руки и губы тряслись. От него сильно пахло сакэ. Аои всегда могла определить человека, имеющего пагубную склонность к алкоголю, по характерному запаху тела, и она намеренно поощряла пьянство Фусэя. Но однажды ночью вдруг поняла, что тоскует по тому человеку, каким он когда-то был, и что любит его.

— Нет, — прошептала она, осознав, насколько бесцветной станет ее жизнь, когда она завершит уничтожение единственной живой души в замке.

Сидя на полу, Фусэй смотрел на нее остекленевшими глазами, в них зарождалось слабоумие.

— Аои, соверши обряд вызова духов, — заплетающимся языком попросил он.

Она часто пользовалась религиозностью своих жертв, их почтительностью к родителям, вызывала для них духов умерших близких. Для этого нужно только сконцентрировать волю, услышать голос давно не существующего человека, а затем проявить свой актерский талант и воссоздать его облик — и все, можно управлять слабовольными людьми вроде Фусэя. Но сердце Аои восстало против спектакля, который окончательно погубит любимого.

— Не сегодня, милый, — промурлыкала она, гладя его по лицу.

Фусэй не обратил внимания на попытки Аои заманить его в постель. Дрожащими руками он зажег ароматическую палочку и поставил на алтарь.

— Меня покидают союзники, — пожаловался он, не понимая, что именно его пьяные выходки отдалили друзей. Еще меньше он осознавал, что она способствует его самоуничтожению. — Весь Совет старейшин перешел на сторону клики Янагисавы. Я не знаю, как остановить это безумие. Аои, я должен испросить совета у матери.

В дыму благовоний он достал пояс, некогда принадлежавший его матери, и застыл в таком же предвкушении, какое прежде испытывай перед занятиями любовью.

— Беги, — хотелось крикнуть Аои, — пока не все потеряно! И возьми меня с собой. Только подальше от этого жуткого места.

Она подумала о людях из своего клана, чьи жизни зависели от ее постоянного послушания. Скорбно вздохнув, она положила руки на пояс матери Фусэя.

— Слушай, сын мой, — заговорила дребезжащим голосом старой женщины и уподобилась образу, который извлекла из памяти Фусэя.

— Да, мать. — Он выжидательно подался к ней.

— Сын мой, ты должен поднять меч на своих врагов.

— Нет, я не могу! — Затуманенный взор Фусэя прояснился, его потрясли слова матери. — Это будет изменой! — Однако чем дольше он глядел на ту, кого считал матерью, тем больше преисполнялся решимостью. — Но если я должен, то так тому и быть.

Собрав волю в кулак, Аои осталась спокойной.

— Да, сын мой, — прошептала она.

Спустя два дня Фусэя убили во время позорного скандала, который затеял он сам — и Аои. Янагисава стал канцлером. Долгими ночами Аои лежала с открытыми глазами и тихо плакала, ненавидя себя и долг, который связал ее по рукам и ногам. А затем судьба нанесла очередной удар: Янагисава вызвал ее на тайную встречу.

— Митико умерла. Теперь ты будешь руководить шпионской сетью и подчиняться непосредственно мне.

Новость словно громом поразила Аои. Многие годы она лелеяла мечту о свободе, эта мечта поддерживала ее в самые трудные минуты. Втайне Аои надеялась: вернувшись в деревню, она начнет трудиться во имя добра, а не зла, найдет человека, который поможет ей заполнить пустоту в душе, образовавшуюся после смерти Фусэя. И вот — она никогда не будет свободна. Как Митико, она проведет остаток жизни изгнанницей, обреченной выполнять презренную работу для ненавистных людей. Ей захотелось выпрыгнуть из окна с пятого этажа и навсегда покончить с привязавшимся кошмаром.

Но старая угроза оставалась в силе. И она прошептала:

— Да, досточтимый канцлер.

— Ну как, куноиши, — произнес сегодняшний Янагисава. — Тебе понятен приказ?