После войны, несмотря на огромный материальный ущерб в один миллиард рублей, нанесенный оккупантами, промышленный комплекс города продолжал развиваться: строится Баглейский коксохим, заводы: чугунолитейный, «Стройдеталь», начала работать гидроэлектростанция. Был сформирован архитектурный ансамбль центра города, появились новые районы – Черемушки, Левобережье и, наконец, музей истории города, этого старинного места на Днепре, где были когда-то пороги, зимовник запорожских казаков; которое звалось поочередно Лоцманка-Каменская, Запорожье-Каменское, просто Каменское, наконец, Днепродзержинск.
Мое осознанное «Я» начинается с возвращения нашей семьи из эвакуации. Это было очень маленькое «Я». Но хорошо помнится тишина и пустота двора, в который мы вступили. Над головой вкруговую цвела белая акация. В жарком воздухе стоял ее медовый запах. Мы тоже стояли у бывшей своей квартиры, но она была занята. Потом появилась Бася Зиновьевна, открыла ключом дверь и сказала: «Живите! Я при больнице». Она была главным хирургом города и нашей бывшей соседкой. Все обрадовались – и мы, и редкий народ двора, и пани Стефанкевич, владелица нашего дома. Случившуюся проблему обсуждали все по-своему: пани Стася, Юзеф и Фауст и пан
Шафран по-польски, две тети Маруси с мужьями-фронтовика-ми по-украински, евреи Линецкие – с особой, присущей их народу манерой, мы – по-русски. Все прекрасно понимали друг друга. Казалось, смесь языков и понимание их у всех в крови.
Как мне запомнилась та жизнь: Пан Шафран на венском стуле посреди тихого двора с газетой, думаю, еще довоенного времени. Пение в каплице – польском костеле, который работал в нашем дворе, и никто его не закрывал и не удушал. Хохлушка Нюра из села Романково, которая принесла кукурузу, чтобы мы не умерли с голоду. Пани Стефанкевич, обещавшая паненке, т. е. мне, что буду я «кралей». Пани Стася, обшивавшая весь двор. Помню театр, построенный еще Ясюковичем, первым директором завода. В ледяном зале в зимнем пальто я смотрела «Грозу», «Бесприданницу», «Уриэля Акосту», «Запорожца за Дунаем».
И, конечно, школа. Кому повезет, тот всегда ее любит. Моя школа была прежде гимназией, которую строил тоже Ясюкович. Он построил красивое здание, а замечательно насытили его старорежимные и советские учителя. Они не жалели время на дополнительные уроки и не брали за них плату.
Я помню очень много солнца, хотя тихо щелкали еще язычком коптилки и радио – черная тарелка – говорило о боях и пело военные песни. Рано или поздно наступал особый день: Ян Казимирович и мои дяди, вернувшиеся с войны, один раненый, другой здоровый, уходившие по гудку на завод и возвращавшиеся по гудку, появлялись во дворе и вместе с Толей Кордышем, щирым украинцем, приставив лестницу к высокой и мощной белой акации, забирались в ее белый шатер и сбрасывали тяжелые гроздья нам вниз. На верандах у всех долго стояли букеты.
Многие поляки Каменского-Днепродзержинска в свое время не уехали в Польшу. Остались. Работали учителями, медиками, большинство мужчин были верны заводу. Русская терпимость к инородцам, благожелательность, отзывчивость, жалостливость, некоторое добродушное растяпство с любовью к беседам о возвышенном рождали неосознанную симпатию к России. И кто только не считал Россию своей родиной!
После войны днепродзержинцы вновь хотели видеть символ своего города, памятник Прометею. Они подняли его из дальнего оврага, где укрывали от немцев, и начали восстанавливать в прежнем облике, но более прочным и красивым. Из лучших материалов соорудили фундамент, постамент и колонну. Фигура самого Прометея осталась неизменной. Только теперь здесь укрепили еще две чугунные доски. На одной – имена погибших участников городской подпольной организации, на другой – имена воинов Советской армии, павших в боях за освобождение города. У подножья памятника запылал огонь Вечной славы погибшим героям. Мне очень знакомы имена этих людей. Ребята, сидевшие рядом со мной в школьном классе, носили их фамилии…
Сейчас на гербе Каменского-Днепродзержинска не только казацкие пики, но и фигура Прометея. Кажется, рабочий класс Днепродзержинска оказался умнее нас и не собирался укрывать тряпками и досками особый для них памятник, как это делаем мы с Мавзолеем, где лежит человек, давший надежду на возможность справедливости в короткой жизни человека.
Сегодня на Украине развернули декоммунизацию-десоветизацию, города и улицы переименовывают, уничтожают все, что напоминает о Советской эпохе. И когда вдруг в жутком сне привидится, что в город придет Порошенко с ломом, лопатой и клещами, вспыхивает надежда, что поднимутся все улицы города на свою защиту. Днепродзержинск, наверное, единственный город, где каждой улице и переулку дано имя его жителя. И не только очень известных – Арсеничева, Брежнева, Щербицкого, Назарбаева, Сокола, Бардина, но и скромных, не менее достойных.
…Прометей, как говорят в народе, – таинственный монумент и не простой могильный обелиск.
…Разве позволит он изгнать из памяти то, что было со всеми нами?..
Градоначальник