Бунин. Жизнеописание

«Изложение с восклицаниями перед» «„ силой, богатством и величием“ рассказа „Господин из Сан-Франциско“». В конце: «„Bunin is certainly one of the most important of the Russian writers“. — „Бунин, конечно, один из самых замечательных русских писателей“».

По поводу другой статьи, в «The Nation and the Athenaeum» (London, June 1922), Бунин писал:

«Большая статья. Изложение книг „Господина из Сан-Франциско“ и „Деревни“ (первой — по английскому переводу, второй — по переводу французскому). Все пересыпано большими похвалами: „Новая планета на нашем небе!..“, „ Апокалипсическая сила…“» В конце: «„Bunin has earned а place in the literature of the world“. — „Бунин завоевал себе место во всемирной литературе“».

Ромен Роллан писал журналистке и общественной деятельнице Луизе Круппи 20 мая 1922 года:

«Какой гениальный художник! Но несмотря на все, какое возрождение русской литературы демонстрирует он! Какие новые богатства колорита, всех ощущений!» ^[752]

Французский поэт и романист Анри де Ренье в литературном образе «La vie litt'eraire» (Figaro, Paris, 8 janvier) говорит о Бунине: искусство Бунина, «с его глубиной, с его изобразительной силой, искусство таинственное, тонкое и могучее, предстает во всей своей зрелости <…> Конечно, люди не прекрасны и не добры, но разве вокруг них нет красоты? Есть деревья и цветы, небо и свет, текущие воды, плывущие облака; есть времена года: весна — время обновления, осень — время увядания, лето с его полнотой бытия, зима с бесконечными снегами, с судорожными объятиями морозов, с короткими днями и долгими ночами, усыпанными ледяными звездами, с темными, алмазными ночами, с холодом, который представляет собой и живое существо и в то же время аромат; обо всем этом г-н Бунин дает такое представление, дает нам почувствовать это физически. Г-н Бунин глубоко понимает язык вещей, к которому так чутко прислушивается г-н Огюст Каба в своей очаровательной книжке, о которой я только что говорил. У г-на Бунина понимание природы сочетается с проникнутой горьким чувством проницательностью, какою отмечено его знание человека» ^[753].

Интерес к Бунину писателей, представляющих славянские литературы, был также пристальный и неизменный. Его переводили, о нем писали в Чехословакии, Польше и на Балканах. Польский поэт и писатель Ярослав Ивашкевич находил многое близким себе в творчестве Бунина, созвучным собственным настроениям. Об этом он говорит в предисловии к своему переводу «Суходола». Ивашкевич писал мне 15 декабря 1965 года, что творчество Бунина «близко» ему «по духу».

Близко оно было также одному из крупнейших писателей в современной болгарской литературе — Константину Константинову. Он писал мне 14 августа 1966 года, что он перевел некоторые стихи Бунина и рассказ «Косцы». «Я всегда считал, что этот автор — такой тонкий и совершенный художник — почти непереводим даже в прозе, и я не смел коснуться его работ, чтобы их не испортить, которые я так люблю и ценю».

Константин Константинов писал о Бунине в своей книге «Путь сквозь годы» (Път през годините, втора част, София, 1962), рассказывая о его пребывании в Болгарии в 1920 году.

Жить постоянно в большом городе было не в натуре Бунина. В Париже он не мог бы писать. Летом и осенью 1922 года он и Вера Николаевна жили в Сен-Клу вблизи города Амбуаз (Шато Нуарэ). Городок, писал Бунин, «знаменит своим замком и тем, что в нем жил четыре года и умер Леонардо да Винчи. На самой окраине его мы сняли с одним товарищем по профессии старинное имение (некогда древний монастырь)». Сняли — с Мережковскими.

О том, что они переселились в Амбуаз (9, rue de Tours, Amboise, Indre et Loire), Бунин сообщал П. Б. Струве 3/16 июля 1922 года. Здесь он, писал Л. Ф. Зуров, живший долгое время в доме Бунина, «вернулся к литературной работе, — начал писать стихи… Он продолжал работать, вернувшись в Париж. Но для большой работы нужна была деревня и одиночество».

Четырнадцатого мая 1923 года Бунины сняли виллу Mont-Fleury [754], которая «стоит высоко над Грассом, в большом саду, где растут пальмы, оливки, хвойные деревья, черешни, смоковницы и т. д. Вид божественный, — писала Вера Николаевна, — на Средиземное море, на Эстерель»; 17 мая переехали на эту дачу. Бунин потом скажет:

«…Я так бесконечно счастлив, что Бог дал мне жить среди этой красоты» ^[755].

В дневнике записал:

«Ночью с 28 на 29 августа (с 9 на 10 сентября) 1923 г. Проснулся в четыре часа, вышел на балкон — такое божественное великолепие сини неба и крупных звезд, Ориона, Сириуса, что перекрестился на них» ^[756].

В Грассе церкви, дома — древние; улочки, дворы — совершенно итальянские, на базаре часто слышна итальянская речь.

Жили здесь больше года; Бунин сообщал Б. К. Зайцеву «1 октября собачьего стиля 1924 г.»:

«… С villa Mont-Fleuri нас на днях прут <…>, в понедельник шестого перебираемся к Мережковским (у них вилла до первого ноября). В Париже надеемся быть в самом начале ноября на прежнем месте» — на улице Jaques Offenbach.