Бункер

— Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.

— Хорошо, — кивнула я и затараторила, — а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать… — я умоляюще смотрела на Джона.

Он обнял меня и зашептал в волосы.

— Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.

— Я не могу терпеть, — захныкала я, — я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.

Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.

— Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.

Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.

— Ну, давай же, — простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, — возьми меня. Сейчас.

Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.

— Я люблю тебя, — выдыхаю в шею, еще одурманенная, ничего не соображающая. Джон внимательно смотрит на меня и произносит странным голосом.

— Скажешь это мне наверху.

Я ничего не понимаю. Какая разница? Здесь или наверху? Я словно пьяная, мысли путаются, в крови гуляет наслаждение. Я хихикнула и принялась застегиваться. Счастливая улыбка не сходит с лица. Войны нет. Родители живы. Нас скоро спасут. Я опять увижу солнце.

Женщины, увидев нас, выходящими из кладовки, конечно, все поняли. Но пусть сплетничают о том, что мы занимались любовью, чем узнают наш секрет. Джон шепнул мне, что никому пока не сказал, что починил передатчик, а без кода его никто сам не включит. Чмокнул меня в макушку и пошел садиться за стол.

* * *

Неделю я провела, как на иголках. Единственной отрадой были ночи. Долгие, полные упоительной страсти, бесконечных поцелуев. Бесстыдных, жарких, требовательных. Как я раньше жила без этого всепоглощающего томления? Без этого мужчины? Я, которая плакала и страдала за Алексеем, кто даже мизинца его не стоит?

В конце концов, ожидание закончилось. Утром, после завтрака, Джон сделал объявление.

— Господа. Спешу вас обрадовать. Завтра начнется операция по нашему освобождению. Сверху к нам будут прорываться военные. Нужно помочь им с нашей стороны. Отключив питание лифта, и разблокировав люки.

Со всех сторон послышались крики и вопли.

— Что?.. Как?.. Почему?..

Джон кратко обрисовал ситуацию. В конце добавив.

— Я не знаю, почему так вышло. Почему датчики показывали радиацию. А камеры — черноту вокруг. Но ядерной войны не было. На Москву упало несколько тяжелых авиабомб. Были разрушены несколько зданий. В том числе и МГУ. Узнаете обо всем, когда мы выберемся наверх.

Следующий день я помню плохо. Все бегали по бункеру, плакали, орали друг на друга. Джон пытался сделать видимость порядка, даже прикрикнул пару раз на особо шумных. У всех была одна общая цель — как можно скорее выйти наружу. Джон с несколькими парнями одели комбинезоны, респираторы и вскрыли лифтовую шахту. Продвигаясь по лестнице наверх, вручную отодвигали переборки, прокладывая путь. Потом, по рации поступила команда всем надеть респираторы, взять свои вещи и выбираться. Наверху нас уже ждали военные.