Бунт

С раннего утра на поле выезжают только годовые батраки. Все остальные сходятся в конторе. Негодует и шумит толпа. «Летники», нанятые до покрова, то есть до 1 октября, также присоединяются к недовольным. Они опасаются, как бы Черномор не обманул потом так же и их при осеннем расчете, и требуют заключения письменного условия.

Черномор спокойно помахивает ременной плеткой и отказывает рабочим в их законном требовании.

– За графом, браток, ни одна копейка не пропадет. Так-то!.. А не хошь работать, я тебя не держу, поищи у других, может лучше где найдешь. Только за нарушение условия придется тебе вроде неустойки платить!

– С месячниками Черномор ведет себя вызывающе-грубо:

– А вы, пока до худого не дошло, получайте сколько дают!

– Не будем получать!.. – несется дружный ответ.

– Не согласны!

– Не хотите, ваше дело! Только я от своего тоже не отступлюсь… Пеняйте сами на себя!..

Черномор удаляется, он знает, что все равно батраки в конце концов сдадутся. А не сдадутся – есть средство успокоить их. Он уже послал нарочного в стан оповестить, что в экономии бунт. Не сегодня-завтра прискачет урядник со стражниками. Тогда с батраками можно поговорить по-иному. А для того, чтобы в хозяйстве не останавливалась работа, послан в соседние села Назимкино и Катмис объездчик нанять мордву.

Мордвины податливей русских. Черномор делает с ними все что захочет, пользуясь их темнотой.

К вечеру объездчик возвращается в экономию. С ним человек двадцать новых батраков из мордвы. Все они наняты на недельный срок.

Бастующие встречают прибывшую смену недовольными возгласами. Черномор приказывает очистить для ночлега новых батраков в бараках место. Никто из рабочих не соглашается. Конторских посланцев Черномора выгоняют из бараков с ругательствами вон:

– Господские холопы!

Тогда мордва располагается на лужайке позади скотного двора.

Черномор отдает приказ, чтобы с кухни выдали вновь прибывшим кашу с маслом.

Мордвины получают с кухни два горячих котелка с кашей и ужинают. После ужина зажигается коетер. Огненные красные языки зловеще освещают окрестности, тихо копошатся у костра пришлые люди. Положив под голову одежонку, некоторые ложатся спать. Словно два стана в усадьбе: один – в бараках, другой – у костра.

Бастующие подсаживаются к костру… Зыблются тени, падая на смятую траву.

– Как же это вы, братцы? – говорит Липат. – Простив своих идете? А?..

– Мы ничего не знаем, – отвечает сумрачно сухощавый, уже немолодой мордвин. Лицо у него изрыто оспой, и глаза почти не видят от трахомы, которой болеет все село.

– Нехорошо, братцы, так, – усовещивает Липат и начинает рассказывать, какую обиду и какое зло сделал им Черномор. Рассказ Липата подтверждают другие. Говорят горячо, из глубины страдающего сердца, и каждое слово ударяет веско, убедительно и надрывно.

Первый раз в жизни видят друг друга эти люди, и кажется им, что они как будто давно знакомы, так близки и понятны им общие беды и обиды.

Погасает костер. Подбрасывают еще хворосту. Длится тихая горькая беседа.

– Мы что же! – соглашается сухощавый мордвин. – Коли такое дело, мы завтра чем свет снимемся, да и уйдем… Мы вам добра желаем!..

На заре прискакали из Наскафтыма стражники с урядником во главе. Черномор изобразил дело так, что батраки чуть ли не разгромили у него контору и грозили убить его самого. Разбитые в конторе окна являялись уликой против батраков.

Первая забота Черномора – это сировадить мордву в поле на работу.

Стражники молодцевато гарцуют. Завидев стражников с шашками, мордвины в страхе забывают ночной разговор и свои обещания и покорно бредут за Черномором.

Вместе с годовыми батраками и мордвины отправляются на работу. Следом за ними, поблескивая косами, идут «летники».

Черномор доволен. Расправа расправой, а дело делом. Хозяйство не должно страдать ни одного дня. Теперь он может поговорить с бунтующими покруче. Их не более тридцати человек, и ему нечего их опасаться.

Урядник приосанивается, поправляет шнур, на котором висит в желтом кожаном кобуре револьвер, и принимает важно-начальственный вид, выпячивая грудь с двумя медалями.

На лице Черномора злорадствующая усмешка. Он, как всегда, начинает речь вкрадчиво и мягко, точно кошка крадется к добыче.

– Ну, как, голуби, согласны получить расчет?

Ему отвечают сразу несколько человек:

– Рассчитывай, только без обману!

– Как уговорились, так и плати!

– Разбогатеть хочешь на мужицких слезах?

Черномор повертывается к уряднику и по-приятельски берет его за рукав.

– Видишь сам, Миколаич, вот принял, можно сказать Христа ради, двух-трех бродяг, а они и мутят.

Среди батраков вспыхивает возмущение.

Стражников – горсть. Их можно раздавить, если встать всем дружно. Многие из батраков решились бы на такое дело, но перед каждым встает вопрос: «Ну, хорошо! Сейчас раздавить – а дальше что?» Дальше – тюрьма, кандалы, Сибирь, может быть и виселица.

И, подавляя в себе бурю гнева, батраки угрюмо замечают:

– Никто нас не мутит! Своего, заработанного требуем…

– Правильности в расчете нету, потому и смута!