Бунт

— Тебе разве не нужно где-то быть? — спрашиваю, вылезая из постели, и опираюсь на подоконник.

Джоэль вздыхает и открывает окно. Он скользит одной ногой в холод раннего утра и произносит:

— Хотел бы я остаться.

Когда я ничего не отвечаю, он заканчивает выбираться из окна и, упав между кустами, поворачивается ко мне лицом. Я низко наклоняюсь, медленно целую его и признаюсь:

— Я тоже.

Что-то вспыхивает в его темно-синих глазах, он хватается рукой за мои волосы и практически вытягивает меня через окно. Он прижимается ко мне губами, а я хватаюсь за подоконник, чтобы не вывалиться. Джоэль отстраняется, одаривает меня ослепительной улыбкой, а затем разворачивается и идет в сторону улицы.

Я, словно бесхребетная тушка, возвращаюсь в комнату, сажусь на пол и касаюсь губ. Тихий смешок вырывается из меня, а затем я плюхаюсь на спину и улыбаюсь бледно-зеленым звездам на потолке. Я все еще пребываю в диком восторге, когда раздается дверной звонок, и звезды превращаются в апокалиптический фейерверк.

Я бросаюсь в дверной проем комнаты, полностью видя входную дверь, и беспомощно наблюдаю, как отец опережает меня.

— Привет, — раздается с порога голос Джоэля, — Ди дома?

Отец, уже одетый в штаны цвета хаки и клетчатую рубашку, секунду смотрит на дверь, после чего усмехается.

— Ди! — кричит он. — Здесь парень, который прошлой ночью пробрался в твою комнату!

Отец, ухмыляясь, поворачивается ко мне, тогда как я стою, разинув рот. Затем папа заходит на кухню, а я тороплюсь к входной двери.

Джоэль выглядит таким же ошеломленным, как и я. Он стоит на пороге — весь такой плохой из себя парень, с ирокезом, в помятой вчерашней рубашке и рваных джинсах, и мы, вытаращив глаза, просто пялимся друг на друга и молчим, пока отец не кричит из кухни:

— Ты пригласишь его в дом или заставишь стоять снаружи на холоде?

Я в самом деле задумываюсь о том, чтобы запереть дверь и оставить его на холоде, но вместо этого я хватаю Джоэля за руку и втягиваю в дом. Секунду спустя из-за угла появляется папа и ухмыляется, попивая кофе из чашки. Он делает глоток и спрашивает:

— Ты представишь нас?

Я скрещиваю руки на груди, осознавая, что крайне неподобающе одета.

— Папа, это Джоэль, — произношу я, щелкая пальцами в сторону Джоэля.

Глаза отца озаряются признанием, от чего мой желудок делает сальто.

— Джоэль, это мой отец.

— Кит, — произносит папа, протягивая руку Джоэлю.

Они пожимают друг другу руки, после чего папа морщит нос, почувствовав запах от руки.

— Гель для волос, — поспешно объясняет Джоэль, а я бы хотела просто умереть на месте и растечься лужицей по полу.

Папа смеется и поднимает взгляд на ирокез Джоэля.

— Действительно... Детки, хотите позавтракать?

Вместе? Нет! Ни сейчас, ни когда-либо!

— Конечно, — отвечает Джоэль и следует за отцом на адскую кухню.

Они вместе завтракают. И обедают. Смеются, делятся историями и становятся лучшими чудаковатыми друзьями. После обеда я сижу между ними в столовой и яростно набираю смс Роуэн.

Я: Они словно лучшие друзья.

Роу: Разве это плохо?

Я: ТЫ ЭТО СЕЙЧАС СЕРЬЕЗНО?

Роу: Да?

Я: НЕТ!!!

Роу: Я запуталась.

Я раздраженно вздыхаю и кладу телефон на стол, но папа и Джоэль, похоже, не замечают этого.

— Я сделал ее, когда мне было восемнадцать, — говорит отец, закатывает рукав и показывает Джоэлю кельтскую татуировку.

— Чертяка, — говорит Джоэль, а отец ухмыляется.

Джоэль встает и поднимает футболку, показывая отцу татуировку в виде рукописного текста, растянувшегося по его боку. Там написано «Я — герой этой истории» тонким витиеватым шрифтом. Я никогда не задумывалась, что она означает. Теперь мне интересно, когда он сделал ее, почему сделал и где. Я хочу провести пальцами по буквам и ощутить его кожу, покрытую чернилами.

— Я сделал ее, когда мне был двадцать один год, — говорит Джоэль, давая отцу возможность прочесть слова, прежде чем опустить футболку.

— Симпатичненько, — произносит папа, и я закатываю глаза. — А когда набил гитару? — спрашивает он.

Джоэль изучает татуировку на внутренней стороне предплечья. Татуировка выполнена в цвете сепии, гитарный гриф уходит под разорванную кожу.

— Ее я сделал в девятнадцать.

— Это была твоя первая татуировка?

— Не-а, — отвечает Джоэль, показывая папе крошечную музыкальную нотку между средним и указательным пальцами.

— Сделал ее в пятнадцать. Сам.

— Как? — интересуется отец.

— Бритвой и ручкой.

Папа смеется.

— Спорим, твоя мама была в восторге.

Что-то мелькает в выражении лица Джоэля, что-то, что было слишком быстрым, чтобы заметить. Для других, но не для меня. Но затем он улыбается.

Спорим, его маме было все равно.

— Собираешься завтра к родителям на Пасху? — интересуется папа, и меня тоже интересует этот вопрос. Куда Джоэль ездит на Пасху? Куда он ездит на День Благодарения и Рождество? Я беру остывшую хлебную палочку, оставшуюся после обеда с пиццей на заказ, ожидая его ответ.

Он качает головой.