Бунт Дениса Бушуева

– Звоните, если успеете… Торопитесь, товарищ адмирал, а то столб сейчас упадет, провод придется перекусить, и звонить вам уже будет некуда…

– Ах, так? – взметнулся адмирал. – Х-хорошо!

Адмирал спрыгнул с ящика и, поддерживая рукой спадающие форменные брюки, пошел было к дому, но, услышав треск за своей спиной, круто повернул назад и снова занял свой наблюдательный пост на ящике.

Столб повалился. Один конец его лежал на земле, другой висел на натянувшемся проводе метрах в двух от земли. Бушуев, бросив топор, вытирал пот со лба. Ананий Северьяныч угодливо подсовывал сыну плоскогубцы. При имени Ворошилова он не на шутку перетрухнул и торопил Дениса лишить адмирала связи с внешним миром, тем более – с Кремлем.

Денис взял плоскогубцы и, подняв руку, наложил их на провод.

– Стойте! – крикнул адмирал.

– Ах, вы опять здесь? Успели позвонить?

– Стойте, товарищ Бушуев… – меняя тон, сказал адмирал. – Я признаю, что я виноват… Стойте, стойте, не перекусывайте, пожалуйста… Попробуем кончить дело мирным путем, сосед.

– Что же вы предлагаете? – через плечо спросил Денис, не снимая, однако, плоскогубцев с провода.

– Вроем снова столб в землю и…

– На прежнем месте? – перебил его Денис.

– На прежнем. И…

– Не выйдет!.. – кратко бросил Денис и перекусил провод.

Столб шлепнулся наземь. Адмирал крепко, по-морски покрыл Дениса матом и пропал за забором.

Телефонный провод пришлось ему все-таки провести, минуя землю Бушуева.

………………………

Еще в больнице, просматривая газеты, Денис натолкнулся на рецензию на спектакль «Братья» в постановке Горьковского драматического театра. Задним числом – спектакль уже шел несколько месяцев – горьковская газета разносила постановку «Братьев» за «выпячивание на первый план образа бандита-повстанца Еремина» и за «бледный, неубедительный образ комиссара Черемных».

В конце мая, заканчивая сезон, театр давал заключительный спектакль. Шли «Братья».

23 мая Денис Бушуев выехал в Горький. Он хотел непременно посмотреть этот спектакль. Из Горького он намеревался уехать в Отважное на все лето.

XV

Пароход «Нева» подходил к пристани Знаменское. Было солнечно и тихо, так тихо, что крики купающихся возле пристани детей были слышны на другом берегу Волги. Над пристанью и пароходом кружили чайки. Волга была гладкая, словно отполированная, и все кругом – и зеленые кудлатые берега, и небольшая пристань, на дебаркадере которой толпились пассажиры, и большое село на горе, с красными и зелеными крышами и кирпичной церквушкой, и красивый, белый, как мел, пароход, с косой бурого дыма за кормой, – все это так неестественно точно отражалось в реке, что казалось декорациями. Шел конец мая, с берегов доносился терпкий запах черемухи вперемежку с запахом молодой листвы и трав.

Пароход бодро, оглушительно засвистал и свистел долго, и так же долго катилось потом где-то по Заволжью эхо.

– Готовь, ребята, чалки!.. – весело скомандовал матрос, пробегая по нижней палубе.

Аркадий Иванович, высокий и стройный, в белых брюках и в белой рубашке, вышел из буфета со стаканом холодного молока в руке и зашагал по палубе той славной, спокойной и уверенной походкой, которой ходят только люди, переживающие большое счастье.

А счастлив он был потому, что всего несколько часов назад он объяснился наконец с Ольгой Николаевной и получил ее согласие на брак. Вышло это до того неожиданно, что Аркадий Иванович все еще никак не мог прийти в себя и поверить в свое счастье.

Они стояли на корме парохода, облокотясь о поручни. Кругом никого не было. Склонив русую голову, Ольга смотрела на убегавшую назад воду и чему-то улыбалась. Оттого, что она стояла, слегка согнувшись, открытое серое платье сползло с ее плеча, обнажив тонкую косточку ключицы, с матово-темной тенью под ней на сильно загоревшем теле. Вдруг она рассмеялась и повернулась к Аркадию Ивановичу. «Что это вы?» – спросил он, тоже невольно улыбнувшись и жадно вглядываясь в ее лицо. – «Вспомнила, какой вы вчера вечером смешной были», – ответила она, снова отворачиваясь, и, подумав, добавила: «Да, наверное, и я не лучше была». Аркадий Иванович подвинулся ближе, так что плечи их сошлись. Почувствовав, что она не отстраняется, он прижался крепче и почти шепотом, не узнавая своего голоса, сказал: «Что ж в этом удивительного?.. Ведь я вас… я вас…» В руках у нее была книга – поэма Дениса Бушуева «Матрос Хомяков». Слушая Аркадия Ивановича, она машинально раскрыла ее на главе «Лютики». Аркадий Иванович протянул руку и прикрыл в слове «Лютики» последние четыре буквы – осталось лишь «Лю»… «Любите?» – спросила она, порывисто поворачиваясь и хмуря брови. Вместо ответа, он обнял ее, рывком притянул к себе и жадно поцеловал в мягкие полуоткрытые губы. Она ответила ему так же жадно – поцелуй вышел долгий и страстный, и при воспоминании о нем у Аркадия Ивановича кружилась голова.