Бунт Хаус

Я кладу телефон в задний карман, громко рыча. Сумасшедшая сука не стоит и одного мегабайта моих данных. Мне вообще не следовало отвечать, но я решил, что есть шанс, что она отвалит и все пройдет гладко. Но такие девушки, как Дамиана, никогда не знают, когда нужно сдаться. Они упорствуют и настаивают, пока не опозорятся окончательно, и даже тогда они не отступают, мать их.

Земля вокруг дома — сплошное болото. Всю неделю шел дождь, непрекращающийся ливень, который останавливался только для того, чтобы Дэшил уговорил меня поучаствовать в гонке на горе Кастор (которую я выиграл). Это утро — первый день, когда мы проснулись с голубым небом, и бледный, почти белый рассвет вызвал у меня неоправданное раздражение. Мне нравился плотный, сердитый облачный покров и заряженная, угрожающая энергия, которая висела над Вульф-Холлом. Это еще больше обостряло напряженность, которая росла между мной и Элоди. Это было похоже на тот момент прямо перед тем, как ты кончишь, когда ты задерживаешь дыхание и чувствуешь, как нарастает это удовольствие, и ты скользишь на этой волне, которая захлестнет тебя в любую секунду. Солнечное, свежее начало этого утра означает, что эта волна разбилась, оставив меня неудовлетворенным и нуждающимся.

Использование секс-метафор было ошибкой. Стоило мне лишь подумать об этом слове, и мой мозг тут же вылетел за борт, рисуя графические образы Элоди, обнаженной и распростертой передо мной. Я даже представить себе не могу, каково это - трахать ее. Я не могу себе этого представить. В своих мечтах я дохожу до того, что нависаю над ней с членом в руке, трусь кончиком о ее красивую, розовую маленькую киску, и мой разум просто чертовски пуст.

Она не девственница. Я могу сказать, что ее уже трахали раньше, но это не имеет значения для того ублюдка, который блокирует член в моей голове, который продолжает говорить мне, что она чиста и непорочна, и мой член не имеет никакого отношения к ее влагалищу.

Пакс свистит сквозь зубы, когда выезжает из черной, засасывающей грязи перед домом за рулем своего «Додж Чарджер». Он жует зубочистку, которую перебрасывает из одного угла рта в другой, слева направо, слева направо, слева направо.

— Ты должен мне автомойку. Эта малышка была чистой, когда я выехал из гаража, а теперь посмотри на нее. Она вся в грязи.

— Если бы ты был так же внимателен в своей внешности, как к этой машине, люди не принимали бы тебя за бродягу все время, — говорит Дэшил бодрым голосом.

— Да пошел ты, Лорд Ловетт.

Когда кто-то еще называет Дэшила полным титулом, это обычно произносится с некоторой долей серьезности и уважения. Когда Пакс использует полный титул нашего друга, это звучит так, будто он жует ос. Но Дэшил совершенно невосприимчив к дурному настроению Пакса. Он грациозно скользит на переднее сиденье рядом с Паксом, складывая свое тело, как гребаный танцор, запихивая себя в машину.

Все мы болезненно осознаем тот факт, что никто из нас не должен ладить друг с другом. Пакс — самый колючий, злой и надутый парень, которого я когда-либо встречал. Его спесь видна невооруженным взглядом. Дэшил испорчен и так накачан Валиумом и Ксанаксом, что его мир пушист и так мягок через его лекарственные розовые линзы, что он едва существует в той же плоскости реальности, что и мы.

И я. Я — отшельник. Полон стресса. Парень, который почти не говорит, у которого кожа начинает чесаться, если ему приходится произносить больше трех фраз на публике. Который ненавидит почти всех и находит мысль о том, что у него есть друзья, болтающиеся вокруг, совершенно отвратительной.

Пакс и Дэшил каким-то образом проникли мне под кожу, пока я не почувствовал себя нормально рядом с ними, ссорящимися и огрызающимися друг на друга, грубящими и призывающими меня быть посредником в их глупых, дурацких спорах; теперь было бы странно, если бы их не было рядом, раздражающих меня до чертиков.

Пакс гогочет, как обезумевшая гиена, выезжая с подъездной дорожки и направляясь в сторону Академии. В любой другой день мы втроем пробежали бы две мили до Вульф-Холла и даже не вспотели бы, но сегодня пятница. Мы сожжем резину, несясь горы в тот самый момент, когда прозвенит последний звонок, и не вернемся до раннего утра в понедельник.

— А вообще, сколько народу будет на этой штуке? — ворчит Пакс.

— Пятьсот с мелочью. Сливки общества Восточного побережья. Мой отец уже три года не ступал на американскую землю, так что даже самые избалованные снобы с голубой кровью, от старых денег до нуворишей, выползут из-под своих камней, чтобы отдать дань уважения старику.

Я мысленно стону. Пятьсот человек, все втиснуты в один и тот же бальный зал, ожидая своей очереди поклониться и упасть в ноги мужчине, которого большинство из них даже никогда не видели. Звучит как настоящая гребаная пытка. Добавьте к этому тот факт, что это мероприятие с черным галстуком, и я с нетерпением жду сегодняшнего благотворительного ужина примерно так же, как лечить корневой канал, без анестезии.