Бунт мужчинистов

И была еще цитата из знаменитого опуса «Крест из мечей», которую Борэкс без устали повторял снова и снова на самых захудалых полустанках, на благотворительных ужинах, деревенских ярмарках, на митингах в столицах отдельных штатов: «Не увлечь вам человечество этим вашим безвольно болтающимся ниже пояса гульфиком! — увлеченно громыхал он. — Как и не распять всех женщин на этом вашем кресте из мечей!» «А вы знаете, почему все ваши попытки будут тщетными? — спрашивал он, размахивал рукой над головой, как будто бил в какой-то невидимый бубен. Аудитория замирала, разинув рты, и напряженно внимала. — ВЫ ЗНАЕТЕ ПОЧЕМУ?» — «Потому что, — отвечал он вкрадчивым, неторопливым шепотом, наклонясь к микрофону переносного громкоговорителя, — потому что это сделает МАТЬ несчастной». Президентская кампания велась в самом деле с необыкновенным ожесточением — борьба шла не на жизнь, а на смерть. Приверженцы Дорсблада настаивали на том, чтобы раз и навсегда закрепить верховенство мужчин в обществе — Борэкс требовал восстановления правопорядка, заклеймив мужчинизм как преступный заговор. Домашний яблочный пирожок материнской выпечки смело противостоял напору шпаги, гульфика и сигары. Конкурирующая партия, предводительствуемая мужчинистами, выдвинула идеального во всех отношениях кандидата. Бывшего заместителя министра обороны, нынешнего главу делегации на продолжавшейся всего-то тринадцать лет в Париже всемирной конференции по разоружению и укреплению мира, незабываемую миссис Странт.

При каждом появлении Клариссимы Странт на публике ее сопровождали трое здоровяков-сыновей с бейсбольными битами через плечо. Был у нее также и таинственный муж, занимавшийся, как она всегда подчеркивала, «тем, что и положено делать мужчине». На фотографиях, которыми она от случая к случаю подкармливала прессу, это был высокий мужчина, застывший с охотничьим ружьем в руках, дожидаясь отменной гончей, тащившей из кустов только что застреленную им дичь. Черты лица его на всех этих снимках были едва различимы, однако в том, как он держал голову, явно просматривалось, что он не потерпит никаких сумасбродных выходок с чьей-либо стороны — особенно, со стороны женщин. Адскопламенный Генри и «кухнелюбивая» Клариссима отлично сработались. Как только Дорсблад переставал гарцевать по помосту, угрожающе размахивая гульфиком, выкрикивая предвыборные лозунги своей партии и обрушивая поток проклятий на головы соперников, на авансцену выходила Клариссима Странт. Отвечая на его галантные поклоны низкими реверансами, она всякий раз не забывала разгладить руками на животе клетчатый красно-белый передник, который всегда и везде был на ней, и ненавязчиво убеждала слушателей, в том, какое это ни о с чем не сравнимое удовольствие — быть женщиной в окружении настоящих мужчин. Когда она клала материнскую ладонь на пуговичку бейсбольного кепи младшего из сыновей и с любовью шептала: «О, нет, я не выращу своего мальчика неженкой!», когда она отбрасывала назад голову и с гордостью заявляла: «За тот день, когда я перестираю одежду своих мужчин и приберу дом, я получаю удовольствия больше, чем за десять лет работы в законодательных или политических организациях!», когда она протягивала округлые руки к слушателям и умоляла: «Пожалуйста, отдайте за меня свой голос! Мне так хочется быть последним президентом-женщиной!», — какое сердце избирателя могло устоять перед такими призывами? С каждым днем все больше мужчинистских гульфиков можно было насчитать на тротуарах и подземных уличных переходах и — что не менее примечательно — пышных турнюров и клетчатых передников, ставших обязательными аксессуарами одежды вспомогательного женского корпуса движения.

Несмотря на самые мрачные предчувствия, интеллектуальные лидеры США ухватились за звездно-мамочкино знамя Борэкса как единственную альтернативу тому, что они считали сексуальным фашизмом. В народе их называли «суфражистскими яйцеглавами». К этому времени они с прискорбием начали замечать, что именно эти выборы могут стать воплощением извечной американской мечты — мечты, которая казалась всегда только мифом, но теперь этот миф впервые мог материализоваться в повседневной жизни. Ибо Борэкс добивался поста президента в образе «послушного сына» и размахивая фотографией своей матери по всем городам и весям Соединенных Штатов. А Клариссима Странт была самим «воплощением материнства» — и как раз-то она и уговаривала избирателей поступиться им ради мужчинизма.