Бунт на «Кайне»

1 — орудие; 2 — мостик; 3 — шкафут; 4 — камбуз; 5 — главная палуба; 6 — шкиперская кладовая; 7 — кормовая рубка; 8 — корма; 9 — кают-компания; 10 — котельные; 11 — машинные отделения.

Вилли откинулся назад и критически оглядел произведение:

— Думаю, сойдет…

— Вы с ума сошли, Кейт? Да мы должны впихнуть сюда около сорока помещений и отсеков…

— Я лично не помню ни одного из этих чертовых отсеков.

— Я тоже. Может, нам снова пройтись по кораблю?

— Что? Еще на три часа? Да у меня инфаркт будет. Я уже теряю сознание. Смотрите, как у меня руки дрожат…

— И все же, Кейт, вся эта штуковина выглядит как-то несолидно. Будто это какой-то ублюдочный буксир.

— А это и есть ублюдочный буксир.

— Слушайте, у меня есть идея. Должны же где-то быть схемы корабля. Почему бы нам их не раздобыть и… В общем, это, конечно, нечестно, но…

— Ни слова больше! Вы гений, Хардинг! Именно так мы и сделаем. Сразу же, утром. Потом я пойду на гауптвахту.

— И я с вами.

На палубе возле шкиперской несколько рабочих с верфи под желтым светом рефлекторов устанавливали новые блоки для спасательного плота. Стоял рев, визг и жуткий грохот.

— Уснешь тут, в этом грохоте, черта с два! — сказал Хардинг.

— Я усну, даже если они будут колотить не по палубе, а по мне. Пошли. — Вилли шагнул в кладовую и выскочил вон, кашляя и задыхаясь, как в припадке. — О, Боже!

— Что случилось?

— Зайдите, только старайтесь не дышать.

Шкиперская была полна дыма. Ветер переменился и погнал дым из третьей трубы прямо в крошечное помещеньице: другого выхода ему не было, и дым оставался в будке, отравляя воздух. Хардинг, стоя на пороге, потянул носом:

— Кейт, спать здесь — самоубийство.

— Плевать, — отчаянным голосом произнес Вилли, стаскивая рубашку. — Все одно умирать.

Он взобрался на койку, стараясь не дышать носом, Хардинг последовал его примеру. Пару часов Вилли метался в каком-то полусне-полукошмаре, поминутно просыпаясь от грохота и стука. Хардинг впал в мертвое оцепенение. В полночь рабочие ушли, но внезапно наступившая тишина не принесла облегчения: теперь Вилли еще острее чувствовал жару и удушливую вонь. Как был, в подштанниках, он вылез на палубу, прокрался в кают-компанию, рухнул на диван и отключился. Все его тело было в саже.

И снова — это было, пожалуй, самое характерное его ощущение на «Кайне», острее всего врезавшееся в память, — он почувствовал, что его трясут. Над ним стоял лейтенант Адамс, одетый, как положено вахтенному — при кобуре и пистолете, и потягивал из чашки кофе. Вилли сел. Сквозь иллюминатор на него глядела темная ночь.

— Вставайте, Кейт. Наша вахта с четырех до восьми.

Вилли вернулся в свою кладовку, оделся и потащился на ют.

Адамс выдал ему кобуру, показал лежавший в шаткой металлической конторке у сходни вахтенный журнал в кожаном переплете и потрепанное «Руководство для вахтенных офицеров», затем представил ему старшину-рулевого и вахтенного рассыльного, двух сонных матросов в хлопковых рабочих робах. Часы, стоявшие на конторке под затененной электрической лампочкой, показывали пять минут пятого. Все ближайшие корабли были погружены во тьму и покой.

— С четырех до восьми — самая спокойная вахта, — сказал Адамс.

— Отлично, — Вилли зевнул.

— Вы не против, если я прилягу до побудки? Вы сами управитесь?

— Угу.

— Отлично. Дел действительно никаких, только ходите да проверяйте, чтобы никто из вахтенных не сидел или не спал стоя. Часовые на полубаке и на корме. Понятно?

— Понял, — сказал Вилли, отдавая честь. Адамс отсалютовал в ответ и удалился.

Рассыльный, малорослый матрос первого класса по имени Маккензи, тут же со вздохом облегчения опустился на корзину с капустой. Вилли остолбенел от такого непослушания.

— Встать, Маккензи, — сказал он неуверенным голосом.

— Да зачем? Я же на месте, если вам захочется послать меня с каким-нибудь сообщением. Да ну его, сэр, — с обворожительной улыбкой произнес Маккензи, устраиваясь поудобнее. — Не обращайте внимания на лейтенанта Адамса. Он единственный из офицеров заставляет нас стоять. А капитану Де Вриссу наплевать.

Вилли заподозрил, что это вранье. Он глянул на стоявшего у трапа старшину Энгстрэнда, высокого широкоплечего сигнальщика первого класса, который привалился к конторке и, осклабившись, наслаждался спектаклем.

— Если вы сейчас же не встанете, я о вас доложу.

Маккензи вскочил, бормоча:

— О, Господи, еще один припадочный…

Вилли понятия не имел, как выбраться из этого положения.

— Надо проверить все посты.

— Есть, сэр, — рявкнул Энгстрэнд.

На полубаке, у якорной лебедки, где дул приятный ветерок и ночь сияла звездами, Вилли обнаружил сидевшего на корточках часового, винтовка лежала у него на коленях, часовой крепко спал. Это действительно потрясло Вилли. В Ферналд-Холле Вилли вызубрил: сон на часах в военное время карается расстрелом.

— Эй, вы, — завопил он, — проснитесь!