Бунт на «Кайне»

— А в чем дело, Том? — спросил Марик. — Неужели тебе не нравится тралить мины? — И все офицеры расхохотались над ставшей уже привычной шуткой в адрес начальника связи.

— Черт, я все же хотел бы немного повоевать, раз все равно лучшие годы уходят…

— Ты слишком поздно к нам прибыл, — сказал Адамс. — Мы навоевались всласть…

— Как же, вы были мальчиками на побегушках, — парировал Кифер. — А меня интересует что-то настоящее. Суть этой тихоокеанской войны — в воздушных боях. Все остальное — такая же рутина, как работа разносчика молока или клерка. Вся тяжесть войны и ее исход зависят от авианосцев.

— У меня есть приятели на «Саратоге», Том, — сказал капитан. — Там рутины тоже хватает.

— Да, любая война на девяносто девять процентов — это рутина. Нас, как цирковых обезьян, учат совершать определенные трюки, — сказал Кифер. — Но единственный случай творчества, от которого и зависит мировая история и который составляет один процент, — он выпадает на долю авианосцев. И мне бы хотелось в этом участвовать. Так, дорогой мой братец, хоть ты с удовольствием до конца войны жрал бы свой пудинг с салом на Гавайях…

— Ты прав, Том, прав, как никогда, — охотно согласился Роланд.

— …Именно тебя-то на серебряном подносике доставляют на авианосец, а я прозябаю на «Кайне».

— Возьми еще печенки, Том, — сказал Марик. У старшего лейтенанта, похожего на боксера или сержанта-строевика, с удлиненной короткоостриженной головой и носом картошкой, была удивительно добрая и теплая улыбка, совершенно менявшая всю его физиономию.

— А почему бы тебе не послать еще одну просьбу о переводе, Том, — спросил капитан. — Я подпишу ее.

— Я сдался. Этот корабль — изгой, на нем служат изгои, и назван он в честь величайшего изгоя человечества «Кайн». Это моя судьба. Это наказание за мои грехи.

— А у тебя были интересные грехи, Том? Расскажи-ка нам, — сказал Гортон, подцепив на вилку побольше печенки.

— Да эти грехи заставят покраснеть всех девок на твоих открыточках, Берт, — сказал Кифер, и все расхохотались.

Капитан с восхищением разглядывал Кифера.

— Вот что значит литературное образование! Никогда не думал, что название «Кайна» что-то символизирует.

— Вам помешала разобраться в этом лишь одна буква, сэр. Бог любит несколько затуманивать свои символы, потому что, помимо прочих своих качеств, он еще и великолепный поэт.

— Отлично! Совсем не жалею, что остался ужинать на борту, — заявил Марик. — А ты давно не блистал, Том. Был не в форме?

— Оставьте его, он устал метать бисер перед свиньями, — сказал капитан. — Уиттекер, несите мороженое.

В том, как капитан относился к Киферу, Вилли увидел странную смесь уважения и насмешки. Вилли начал понимать, что оценки и отношение друг к другу офицеров в кают-компании сплелись в сложный клубок, в центре которого был капитан, его личность и взгляды. Ему казалось, что Де Вриссу должно быть чрезвычайно трудно иметь в подчинении человека куда более образованного и одаренного, чем он сам. И тем не менее капитану удалось построить эти отношения так, что Кифер проявлял к нему дружескую снисходительность, хотя по своему статусу и не имел на это права.

Тут прервал свое обычное молчание Хардинг:

— Одного моего друга послали на эсминец, который называется «Авель». А что бы вы сказали, если бы служили на «Авеле», мистер Кифер?

— Если б Бог послал меня туда, я сказал бы, что принес ему в жертву мои первые плоды, и надеялся бы, что жертва моя принята.

— Какие первые плоды, Том? — спросил Гортон.

— Мои юные годы, нерастраченные силы, то время, когда Шеридан написал «Соперниц», Диккенс — «Пиквика», а Мередит — «Ричарда Феверела». А что создал я? Груду расшифрованных депеш да корректуры секретных инструкций. Молодость уходит, уходит в песок, как дождь. Но вот если бы я был на авианосце…

— Вы стащили эту строчку у Фрэнсиса Томпсона, — с гордостью заявил Вилли.

— Черт возьми, — взорвался капитан, — этот корабль превращается в какое-то литературное общество. Я просто счастлив, что меня переводят.

— Мне кажется, — сказал Хардинг, — что вы, мистер Кифер, способны извлечь символический смысл из названия любого корабля. «Кайн», «Авель»…

— Мир — это нескончаемая сокровищница символов, — сказал Кифер. — Это все теология для старшеклассников.

— Я думаю, Хардинг считает вас нескончаемой сокровищницей каламбуров, — засмеялся Вилли.

— Честь и слава юным энсинам! — воскликнул Гортон, подняв толстый указательный палец в знак того, чтобы ему подали третью порцию мороженого.

— Разговор интеллигентных людей — это всегда игра словами, — продолжал Кифер. — Все остальное — констатация фактов и инструкции.

— Я имею в виду, — упорствовал Хардинг, — что вы можете без конца накручивать эти символы, и все они будут один лучше другого.

— Не совсем так. — Кифер коротким кивком дал понять, что оценил комплимент. — Потому что символ хорош лишь тогда, когда корни его крепко врастают в реальность. Все, что я сказал по поводу «Авеля» — было всего лишь ответом на ваш вопрос, облеченный в замысловатую форму. Но я-то, как видите, нахожусь на борту «Кайна».