Бунт на продажу. Как контркультура создает новую культуру потребления

Иллич описал то, что он назвал «институциональным диапазоном» — ось между правыми и левыми политическими силами, вдоль которой могут располагаться социальные институты. На правой стороне спектра находится то, что он назвал «манипулятивными» институтами, на левой — более желательные «содружественные» институты. Манипулятивные институты пронизаны бюрократией, конформизмом и предназначены для службы массовому обществу, в то время как само определение содружественных институтов обозначает принцип их работы: в них приветствуется индивидуальная свобода и спонтанность. Итак, на крайней правой стороне спектра мы видим привычных подозреваемых во всех грехах: полицию, армию, крупные корпорации, тюрьмы и больницы. На крайнем левом краю — общественные или квазиобщественные институты, такие как телефонные сети, почта, общественный транспорт и открытые рынки. В середине спектра — малый бизнес (пекарни, парикмахерские) и представители определенных профессий — адвокаты, музыкальные преподаватели и т. д. (Здесь есть занятные моменты: Иллич называет автострады «фальшивым общественным благом», поскольку они только кажутся содружественными, на самом же деле они способствуют нашей рабской зависимости от спроса на товары и услуги правого спектра — бензин и автомобили.)

Местами Иллич демонстрирует изрядную прозорливость. Он предсказал развитие того, что было названо «сетевым обществом», и описал общие принципы действия еще не существовавшего в то время Интернета. Иллич считал, что представители традиционного левого спектра, озабоченные вопросами общественной и частной собственности, упустили важный фактор: имеет значение не что-то само по себе, а природа доступа к нему и его использование. Он понял всю ценность сетевых образований — децентрализованных институтов, в которых коммуникация или кооперация инициируется самим пользователем на собственных условиях. Телефон и почтовая система — часть таких сетей (как впоследствии и Интернет).

Самое интересное то, что Иллич поместил школы на самый правый край институционального спектра. Школы хуже, чем церковь, армия, даже психбольница. Школы очень похожи на церковь, которая также четко разграничивает добро и зло, знание и невежество, и при этом ключ к знанию и там и там находится в руках немногих людей, которые контролируют доступ масс к нему. Но посещение церкви по крайней мере добровольно. Для Иллича обязательное образование так же отвратительно (и антиконституционно), как и идея об обязательном вероисповедании. Даже по сравнению с войной во Вьетнаме государственные школы выглядели неприглядно, поскольку «упорное стремление Америки к принудительному образованию своего подрастающего поколения теперь выглядит таким же тщетным, как высокомерное стремление Америки к принудительной демократизации вьетнамцев».

Получалось, что школы подобны автострадам: они существуют только чтобы создавать спрос на продукцию и услуги разных институтов правой части спектра. Но в то время как автострады создают спрос только на автомобили, школы создают его на весь ассортимент институтов, скопившихся в правой части спектра. Каждый институт массового общества определенным образом обусловливает мировосприятие индивида, но школа порабощает человека более основательно и систематически. Школы устанавливают критерии нормальности и отклонений от нее, законности и беззакония, здоровья и болезни, и все это служит предпосылкой для существования церкви, полиции и больниц. Школьное образование — это институт институтов, поскольку именно школа определяет, в каком социальном институте человек проведет остальную часть своей жизни. Школа вселяет в ученика пожизненное пристрастие к потреблению продуктов массового общества, гарантируя при этом духовную деградацию населения, истощение природных ресурсов и загрязнение окружающей среды.

Влияние, которое за последующие десятилетия эта теория оказала на воображение прогрессивных левых, поражает. В 2003 году журнал Harper's счел уместным опубликовать большую статью под названием «Против школ» (Against Schools), призывая «проснуться и увидеть, что такое на самом деле наши школы: лаборатории для экспериментов над юными умами, система муштры для выработки привычек и взглядов, которые угодны корпоративному обществу. Обязательное образование предназначено для обучения детей лишь отчасти. Его настоящая цель — превращать их в рабов». Все это подавалось вполне серьезно, как великое разоблачение, нечто, о чем раньше мы никогда не слышали. «Школы учат детей быть наемными работниками и потребителями […], подчиняться, как автоматы». Как видно, контркультурное мышление заставляет критиков общества повторять одни и те же заезженные клише снова и снова… почти как автоматы.

* * *