– А мне кажется, что тут ничего ценного нет, – возразил Ваня. – То есть причину ее популярности Игорь верно указал, но разве это можно считать ценным опытом? Покупная любовь – разве это любовь? А как кончатся тарелки, ложки серебряные, земли для раздачи, золото – тогда на чем власть будет держаться?
– Вопрос, конечно, серьезный, – пробормотал Дружинин, – но, согласись, успехи Екатерины налицо…
– И тут я бы поспорил, – запальчиво произнес Полушкин. – Ты, конечно, в карете государыни ехал, там рессоры лучше, а я в обычной, простенькой, и трясло нас порой довольно сильно. Так что дорога была не слишком гладкой, отремонтирована так себе.
– Ну, ты сравнил – присоединение всего южного края с дорогой от Питера до Луги! – покачал головой Углов. – Это же вещи несравнимые!
– Я не спорю, материала для выводов у нас пока мало, – согласился Ваня. – Я только призываю смотреть вокруг трезвыми глазами, объективно смотреть. И выводы делать тоже объективные.
Глава 4
23 января кортеж императрицы прибыл в Смоленск. Все заранее готовились к особенно пышной встрече в этом городе у истоков Днепра – и потому, что Смоленск был первым крупным и древним городом на пути императорского кортежа, и потому (это, пожалуй, еще важнее), что это была родина знаменитого Григория Потемкина, давнего фаворита Екатерины. И хотя светлейший князь Григорий Александрович отвечал за положение дел во вновь приобретенных землях, получивших название Новороссия, все ждали, что он не удержится и приедет к себе на родину, чтобы показаться императрице.
С особенным нетерпением ждали появления князя Потемкина «заокеанские гости». Они много читали о всесильном фаворите Екатерине, много слышали о нем, причем мнения были самые противоречивые. Им хотелось составить собственное впечатление, понять, какую роль играл Потемкин в государственном устройстве России, есть ли его заслуга в успехах Екатерины.
Была и другая причина, почему трое друзей ждали приезда в Смоленск. Всю дорогу после Луги они находились в постоянном напряжении, всякую минуту ожидая нового нападения на императрицу. Они старались, чтобы возле Екатерины постоянно находился кто-то из них троих. Обычной охране императрицы они не слишком доверяли – во время первого покушения она проявила не слишком много расторопности. Эти дежурства возле кареты императрицы сильно изматывали оперативников. Их было сложно нести еще и потому, что никому нельзя было о них рассказать, и всякий раз приходилось придумывать новые предлоги, почему они там находятся.
Ожидания путешественников, связанные со Смоленском, сбылись. Кортеж еще только подъезжал к городу, когда в наступающих сумерках впереди на дороге показалось множество огней, словно какое-то кочевое войско двигалось навстречу императрице и ее свите. Вскоре ехавшие приблизились и стали видны подробности. Оказалось, что это люди, высланные генерал-губернатором Смоленска Николаем Репниным, во главе с самим губернатором и губернским предводителем дворянства Степаном Храповицким. Они ехали верхами, окруженные специально отобранными офицерами, каждый из которых держал в руках зажженный факел, – оттого и получалось впечатление множества движущихся огней.
Репнин, являвшийся любимцем Екатерины (он исполнял многие дипломатические поручения императрицы и всякий раз справлялся), приветствовал государыню, они с Храповицким поехали по сторонам ее кареты. В самом Смоленске, как ранее и в Луге, и в Великих Луках, на улицах, где проезжал кортеж, стояли горящие смоляные бочки, а все дома были украшены разноцветными фонарями. Едва карета императрицы въехала в черту города, раздался барабанный бой – Екатерину приветствовали военные барабанщики, выстроившиеся вдоль дороги. Тут же раздались пушечные залпы – это стреляла крепостная артиллерия.
Когда карета подъехала к дворцу (этот деревянный дворец был специально построен для императрицы к ее приезду), двери его широко распахнулись и навстречу вышел высокий человек с умным и властным лицом. Это был всесильный фаворит, «повелитель Юга», как его величали, светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический. Несмотря на довольно крепкий мороз, он был в одном мундире, сверкающем золотом и украшенном многочисленными орденами. Отстранив слугу, Потемкин сам открыл дверцу кареты, опустил подножку и подал руку Екатерине.
Увидев своего давнего друга, она улыбнулась и покачала головой:
– Ах, Григорий, ты все же примчался сюда, бросил свой Херсон и город, что ты назвал моим именем. Я должна бы тебя серьезно пожурить за своеволие, но ты ведь знаешь, что я не могу на тебя сердиться.