Бунтарь Иисус

Кроме повествований и речений, указывающих на опыт познания священного у Иисуса, синоптические евангелия описывают еще две важных черты Иисуса, которые косвенно свидетельствуют о его опыте познания Бога: он показан как просветленный мудрец и как пророк.

Просветленный учитель мудрости

Опыт познания священного меняет восприятие человека. У него появляются переживания просветления. Как мы увидим далее, когда будем рассматривать этот вопрос подробнее, учение Иисуса отражает очень необычное восприятие мира. В речениях Иисуса постоянно встречаются образы света и тьмы, слепоты и зрения. Чаще всего он использует краткие притчи и провоцирующие афоризмы, которые приглашают слушателя к изменению взгляда на мир. Привычный и общепринятый взгляд для Иисуса тождествен слепоте. Он говорит о пути, дороге, об узком пути, который выходит за рамки всего «нормального» и «привычного». В этом Иисус похож на Будду, который передавал мудрость, полученную им благодаря опыту просветления. Иисус видит все иначе, чем обычные люди, — и проще всего это объяснить тем, что ему открылась некая иная реальность.

Иисус как пророк

Люди считали Иисуса пророком, и он сам себя так называл. Когда он спрашивает учеников: «За кого Меня почитают люди?» — те отвечают: «За Иоанна Крестителя, а другие — за Илию, другие же говорят: это один из пророков» (Мк 8:27–28; см. также 6:15). Более того, Иисус сам называет себя пророком. Столкнувшись с враждой и отвержением в Назарете, где он вырос, Иисус говорит: «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем» (Мк 6:4; см. также Лк 4:24). Совершая свое последнее путешествие в Иерусалим, Иисус говорит: «Не может быть, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк 13:33). Он подобен ветхозаветным пророкам, так считают окружающие и так думает он сам. Как и это было и с теми пророками, призвание Иисуса и его стремления основаны на опыте познания Бога.

Иисус как иудейский мистик

В книге, написанной мной двадцать лет назад, я кратко называл Иисуса «человеком Духа», когда хотел сказать, что Иисус знал священное по своему опыту. Я подумывал, не стоит ли использовать здесь слово «мистик», но отказался от такой идеи, потому что сегодня это звучит двусмысленно. Для многих людей слова «мистик», «мистический» и «мистика» по меньшей мере туманны, а часто несут негативные коннотации, поскольку указывают на расплывчатость мышления или на что-то, к чему не стоит относиться серьезно. И даже когда люди понимают, что этот термин указывает на опыт священного, им кажется, что речь идет о каких-то вещах «не от мира сего», которые никак не связаны с обычной жизнью. Некоторые из самых выдающихся богословов XX века относились к мистикам и мистике крайне отрицательно.[77] Я подумал, что мне не удастся перебороть такое негативное отношение. Но в последующие годы я все чаще называл Иисуса не «человеком Духа», но иудейским мистиком, хотя смысл обоих выражений для меня примерно одинаков.

Здесь многое зависит от определения терминов «мистик» и «мистика». Существуют узкие и широкие определения этих слов. Когда я называю Иисуса иудейским мистиком, то использую широкое традиционное определение: мистика обозначает «опытное познание Бога». Чтобы подчеркнуть традиционный характер такого определения, я часто цитирую латинское выражение: cognitio Dei experimentalise.[78] Мистик знает Бога. Раскрывая смысл этого определения, Уильям Джемс писал, что мистический опыт представляет собой необычное состояние сознания, главной характеристикой которого являются переживания единения и просветления, нового контакта с реальностью и нового восприятия.[79]

Чтобы лучше понять значение этого опыта единения и нового контакта, стоит сравнить его с нашим обыденным сознанием, для которого характерно чувство изоляции, обособленности «Я» от реальности, что обычно называют отличием «Я» от мира. Такое сознание появляется в раннем детстве вслед за рождением самосознания — ощущение, что мое «Я» отличается от окружающего. Обыденное сознание предполагает, что Я «внутри», а мир «вовне». При этом возникает разделение на субъект и объект, и это разделение сидит в нас так глубоко, что оно встроено в саму грамматику речи: я (субъект) вижу тебя (объект). В этом мире «Я» имеет границы, «Я» существует отдельно от мира. Человек может переживать глубокую отчужденность (на которую, скажем, указывает название сборника стихов Сильвии Плат «Стеклянный колпак») или комфорт и удовлетворение. В любом случае обыденное сознание предполагает также границы.