Бунтарь (ЛП)

— Перестань называть меня «красоткой» каждый раз, когда загоняешь себя в угол, — выдает Далила. — Это не действует на меня и довольно примитивно предполагать, что все женщины хотят, чтобы к ним обращались в соответствии с их предполагаемой внешностью.

— Грубость — это стук в чью-то дверь в два часа ночи, обращение с человеком, как с чертовым подростком, требование прикрыть вечеринку для того, чтобы получить свой драгоценный отдых.

— Мы серьезно возвращаемся к этому? — Далила испускает что-то похожее на стон, рычание и вой, и снова начинает собирать свои вещи. — Извини, что я не сказала ни «пожалуйста», ни «спасибо» и не поцеловала твою задницу. Уверена, ты не привык к тому, что женщина разговаривает с тобой, не прикусывая свои губы, не покручивая волосы, не подмигивая и не хихикая. Я, наверное, единственная женщина на земле, которая может стоять перед тобой, не бросаясь на тебя, и, возможно, ты не знаешь, как с этим справиться. Я не знаю…

Разглагольствования Далилы продолжаются, но я ее перебиваю:

— Ты намекаешь, что все женщины, с которыми я разговариваю — примитивные, озабоченные пустышки? — Чешу голову, наблюдая, как она загнана в угол. — Видишь, теперь ты — оскорбляешь меня. Это даже не подкалывание. Разве это не лицемерно?

— Достаточно. — Далила заканчивает разговор взмахом руки, и тон ее пронзительного голоса прорезает густую флоридскую влажность в этот приятный полдень.

Рука Далилы обессилено опускается, наши глаза встречаются и ее губы раскрываются, словно она в секундах от того, чтобы что-то сказать. Но она молча обувает скромные черные шлепанцы, разворачивается и уходит.

Я чувствую себя виноватым.

Немного.

Этой девушке нужно немного расслабиться и не вести себя как девяностолетняя в свои двадцать. Небольшой словесный бой ей полезен. Может, это заставит ее вылезти из своей маленькой раковины.

Оглянувшись вокруг, замечаю, что многие шезлонги начали заполняться, и слева сплетницы из Лагуна-Палмс уже обращают на меня свое внимание. Их губы сжаты, а солнцезащитные очки скрывают неодобрительные взгляды.

Я киваю им, проходя мимо, чтобы забрать свои вещи.

— Это не путь к сердцу молодой леди, Зейн, — говорит Этель Френч с неодобрением в голосе.

Останавливаюсь и отвечаю Этель и ее команде сплетниц:

— Я не пытаюсь добраться до ее сердца.

— Конечно, нет, — ее губы изгибаются в застенчивой усмешке, — но мы видим, как ты смотришь на нее.

Я смеюсь.

— Вы делаете из мухи слона.

— Она красивая женщина. Ты привлекательный мужчина. — Этель пожимает плечами. — Мы прожили достаточно долго, чтобы знать, когда парень любезничает с девушкой. В действительности все просто: когда молодой человек груб с молодой леди, на самом деле она ему очень нравиться. И зачастую бывает наоборот.

— Это милая теория, но, поверьте, дело не в этом. — Я салютую им и продолжаю свой путь.

Не тот случай. Совсем.

Плюс, Рут оторвет мне яйца, если только я даже подумаю о том, чтобы подойти к ее внучке. Она сама так сказала, размахивая парой садовых ножниц, пока мы болтали через забор несколько недель назад. И если я понял кое-что о Рут с момента переезда, так это то, что ее угрозы никогда не бывают пустыми.

Я могу трахать кого угодно, но подходить к ее внучатой племяннице, вероятно, не в моих интересах.

С другой стороны… Я еще не сталкивался с правилом, которое нельзя склонить в мою пользу…

Хоть чуть-чуть…

Глава 3

Далила

— Во сколько придет Тейлор? — спрашиваю я у тети Рут в пятницу утром.

К этому времени она выпила четвертую чашку кофе, и сейчас протирает фарфоровую посуду в шкафчике с рулоном бумажных полотенец и бутылкой Windex под подмышкой (Примеч.: Windex — очиститель для стекла и твердых поверхностей).

— Я помыла окна вчера, помнишь?

— О, сладкая, Windex — для зеркальной стенки позади фарфора. — Губы тети покрыты рубиново-красной помадой, и она почесывает лоб под белым козырьком для гольфа, который редко снимает. Сейчас он почти часть ее.

— Не думаю, что она будет проверять каждый сантиметр твоего дома, тетя Рут. Пыль на полках не собьет пару тысяч с твоей цены. У нас достаточно времени для генеральной уборки. Я посвящу этому все свои выходные.

— Он.

— Извини?

— Тейлор — он.

— О, ладно. В любом случае он не полезет проверять твой шкаф для фарфора. Доверься мне. Во сколько он будет здесь?

Тетя отодвигает рукав своего нежно-персикового спортивного костюма и смотрит на часы.

— В любую чертову минуту, вот когда.

Скользнув ладонями вдоль ее худых плеч, я беру ее руки в свои, чтобы успокоить хоть на миг. Она живет в этом доме в Лагуна-Палмс более двадцати лет. Этот дом — ее жизнь. Но он стал слишком большим для нее, и тетя предпочла сократить размеры жилья до небольшой элитной квартиры на первом этаже, чтобы не рисковать сломать бедро на одной из скользких деревянных лестниц дома. Я вздрагиваю только при мысли, что буду вынуждена переселить Рут в дом престарелых.