— Это не так. Абсолютно не так. — Я подхожу ближе. Она отступает. — Мне нравится тусоваться с тобой, Далила. Мне нравится быть рядом с тобой. С тобой у меня гребаный взрыв. Когда ты рядом, я могу быть самим собой. Мне не надо пить, не нужно подавлять себя — хотя, может быть, иногда мне все-таки следует это делать.
Далила закатывает глаза и поднимает свои очки на голову.
— Ага, тебе нравится тусоваться со мной, и ты показал это совершенно ясно на днях, не так ли?
— Позволь мне забрать тебя сегодня вечером, — говорю я. — Я все объясню.
— Почему я должна согласиться, Зейн?
Я скучаю по тому, как она называет меня
Эта игривая искорка в ее глазах исчезла, и я чувствую себя гигантским куском дерьма.
— Потому что, когда ты услышишь то, что я собираюсь сказать, все обретет смысл, — говорю я, вручая ей цветы. — И ты, вероятно, должна поставить их в воду — я купил их несколько часов назад.
Далила неохотно берет букет и медленно подносит розы к лицу, вдыхая их аромат.
— Почему розы?
— Не знаю. — Я чешу подбородок, пожимая плечами. — Я посмотрел на все цветы, которые у них были, и все они выглядели вычурными. Эти были просто… идеальные сами по себе.
— Почему розовые?
— Для чего эти вопросы? И почему я чувствую, что сейчас меня подвергают психоанализу?
— Просто ответь.
— Потому что красный — банальный, персиковый — уродливый, а белый заставляет меня думать о похоронах. Розовый был просто… идеален.
Далила снова вдыхает их запах, а затем опускает букет на сгиб своей руки.
— Хорошо. Дай мне время, чтобы подготовиться. Куда ты меня везешь?
— Увидишь.
— Мне нужно знать, как одеться.
— Мы будем рядом с водой. Это все, что я тебе скажу.
Я сижу за кухонным столом Рут, когда слышу, как каблуки Далилы стучат по коридору. Когда она появляется из-за угла, я практически перестаю дышать. Ее волосы свободно лежат на плечах локонами, а губы блестят, как красное яблоко. Платье без рукавов в сине-белую полоску, облегающее все ее изгибы, заканчивается чуть выше колена, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не задрать его и не взять ее прямо здесь.
— Вау… Я… Ты… — У меня нет слов. — Ты выглядишь великолепно.
Она кладет руку на бедро.
— Ты скажешь, куда меня везешь?
Я подхожу к ней маленькими шагами, не спеша и наслаждаясь видом. Далила все еще злится на меня, но это продлится недолго. Она облизывает губы, ее тело напряжено, а поведение сдержанно, но к концу этого вечера она снова станет моей.
Скользя кончиками пальцев по шелковистой коже, я беру ее за руку и тяну к входной двери. К тому времени, когда мы достигаем моего внедорожника, легкий аромат ее духов окутывает нас сладким облаком.
Я открываю Далиле дверь, обращаясь с ней, как с леди, которой она и является, и не уверен, что когда-либо открывал двери кому-либо раньше.
Минуту спустя мы покидаем Лагуна-Палмс и направляемся к побережью залива. Через час или около того мы будем на моем любимом частном пляже. Один из моих приятелей владеет этим небольшим участком береговой линии, и сегодня вечером там будем только мы, одеяло, шум волн и звездное небо.
Я не романтик, но хочу, чтобы Далила чувствовала себя сегодня вечером особенной. Потому что, черт возьми, она особенная.
Глава 23
Зейн въезжает на небольшую обсаженную деревьями стоянку. Впереди на кованых воротах висит табличка «Посторонним вход запрещен».
— Выпрыгивай, — говорит он, протягивая руку на заднее сиденье, хватая плед и маленький холодильник.
— Что это? Пикник?
— Что-то вроде того.
Небо совершенно черное за исключением небольшого количества мерцающих звезд и яркой полной луны. Почему Зейн напустил пелену романтики на этот вечер, я не знаю, но по какой-то совершенно безумной причине я хочу выслушать его в последний раз.
Следую за ним до ворот, на которых он набирает код, пропускающий нас. Песчаная тропа, окруженная зеленью, ведет нас на звук грохочущих волн, и через несколько секунд мы оказываемся на частном пляже с нежным белым песком и освещенной луной бирюзовой водой.
Зейн расстилает одеяло, а я скидываю с себя босоножки. Затем он опускается на колени, открывает холодильник и достает бутылку вина, два бокала и штопор.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я. — Я не понимаю.
— Моя
— Хорошо. Так что ты пытаешься сказать всем этим? Потому что я
— Я знаю, что на днях, — говорит Зейн, наливая бокал и вручая его мне, — обидел тебя.
— Почему ты так решил? — Мой тон суше, чем белое вино, которое я потягиваю.
Зейн берет свой бокал, выпивает половину и смотрит поверх моего плеча на беспокойную воду. Впервые в жизни он выглядит погруженным в свои мысли.
— Даже не знаю, с чего начать. — Зейн смеется, но это не радостный смех. Он нервничает. Впервые. Я никогда не видела, чтобы Зейн де ла Круз нервничал. Вообще.