Бунтарка

— Но вы не разобрались, директор Уилсон, — кричит в ответ Эмма, сжимая руки в кулаки. Я бросаю взгляд на толпу девочек. Некоторые из них фотографируют и снимают все на телефон.

— Это ты создала группу «Мокси»? Вместе с Люси Эрнандез?

Эмма хмурится, замешательство читается на ее лице.

— Я спланировала этот демарш.

— И ты стоишь за другими действиями «Мокси»? — спрашивает директор Уилсон. — Вместе с мисс Эрнандез?

Эмма отрицательно качает головой, и я знаю, что пришло время. Я поворачиваюсь и смотрю директору Уилсону прямо в глаза, радуясь своему высокому росту. Я открываю рот и говорю так громко, как только могу.

— Это я придумала «Мокси», директор Уилсон. Я сделала брошюры с наклейками и разложила их по туалетам. Это была я.

Глаза Эмма расширяются, и я слышу, как среди девушек проходят шепотки. Я знаю, что только что обрекла себя на исключение, но сейчас я жалею только о том, что не могу сказать это еще раз.

— Подождите, — раздается чей-то голос. Повернувшись, я вижу Киру, поднимающуюся по ступенькам.

— Вив не единственная девушка, стоящая за «Мокси». Я тоже помогала все организовать.

Директор Уилсон уставился на Киру так, словно она мерзкий жук. Кира невозмутимо смотрит на него.

— Кира и Вив не единственные, — раздается еще один голос из толпы. Это Марисела:

— Я тоже помогала «Мокси».

— Подождите, — говорит другая девушка. — Я тоже помогала.

— Я тоже! — кричит Клодия из толпы.

— И я! — кричит еще одна девочка. А за ней другая. Признания сыпятся друг за другом, а директор Уилсон начинает терять самообладание. Он громко и тяжело дышит, его взгляд обращается к мистеру Шелли.

— Вы записываете их имена? — рявкает он. Мистер Шелли кивает и яростно пишет на своем планшете.

— Послушайте, директор Уилсон, — говорит Эмма, повышая голос, — вы не понимаете. Мы больше не будем молчать!

Она поворачивается к толпе и складывает ладони рупором у рта.

— Мы Мокси! — кричит она. — Мы Мокси!

Через мгновение мы следуем ее примеру, хлопая в ладоши на 1-2-3.

— Мы Мокси! Мы Мокси!

Мои ладони скользкие от пота, но я хлопаю и ору, и мне неважно, что директор стоит всего в нескольких шагах от меня. Если я доживу до сотни лет, то всегда буду помнить этот момент.

Я хлопаю все сильнее. Кричу все громче.

Директор Уилсон хватает рупор и начинает что-то выкрикивать. Мы кричим в ответ еще громче. Наши голоса такие громкие. Такие сильные. Такие мощные.

Такие красивые.

Директор Уилсон подбегает, чтобы переговорить с мистером Шелли и другими заместителями. Он активно жестикулирует, а мы продолжаем кричать. Мы продолжаем хлопать. Наконец он хватает рупор и вопит вовсю:

— Занятия на сегодня отменяются. Немедленно покиньте территорию школы!

На это мы взрываемся ревом. Кажется, это победа. Мы победили, даже если директор Уилсон пытается заставить нас думать, что мы проиграли. Я поворачиваюсь и смотрю на Эмму Джонсон, девушку, с которой я перекинулась разве что парой слов почти за три года в Ист Рокпорт Хай. Девушку, с которой, как я думала, у меня нет ничего общего.

Но в действительности мы обе — девушки из Ист Рокпорта.

— Спасибо, Вивиан, — говорит она и тянется обнять меня. Я обнимаю ее в ответ.

Глава двадцать четвертая

Мы расходимся под ор директора Уилсона. Эмма растворяется в толпе. Я не вижу Сета. Но тут Клодия хватает меня за руку и ведет к своей «тойоте терцель». Как только мы захлопываем двери, она поворачивается ко мне, ключ зажигания все еще в ее руке.

— Это ты сделала «Мокси»? — Она смотрит на меня, словно видит в первый раз, хотя мы знакомы с пеленок.

— Да.

— Вау. — Она отворачивается и наблюдает, как девушки расходятся по домам.

— Пожалуйста, не злись на меня за то, что не сказала, — говорю я, охваченная беспокойством, что Клодия не поймет. — Я никому не сказала. Ну, только Сет знает. Но только потому, что он застал меня за тем, как я разносила зины по туалетам. И вчера я сказала Люси. Но только потому, что чувствовала себя ужасно из-за того, что ее обвинили во всем.

— Ты волновалась, что я не пойму? — спрашивает Клодия. Мы словно застыли во времени. — Вот почему ты мне не рассказала?

Мне сложно понять, она обижена или ей любопытно.

— Может, немного, — признаюсь я. — Кроме того, чем больше людей знает об этом, тем рискованнее.

Клодия кивает.

— Понимаю. Тем более что когда ты сделала первый выпуск, я точно не смогла бы тебя понять. Совсем.

— Так ты не злишься?

— Нет. — Клодия качает головой. — Просто… поражена. А еще горжусь тобой.

Она широко улыбается мне самой яркой улыбкой.

— Даже если из-за меня нас всех отстранят от занятий? А может, исключат?

Клодия закатывает глаза.

— Ты видела, сколько девушек там было? Больше половины. Сотни. Мне плевать, как хорошо Митчелл кидает футбольный мяч. Его тупой папаша не выкинет нас всех из школы.

Я взрываюсь смехом.

— Ты только послушай себя, — поддразниваю я, но в действительности испытываю облегчение. Облегчение, что моя тайна открылась, что Клодия меня понимает.

Клодия пожимает плечами, полная ложной скромности.

— Хочешь поехать домой? Можешь помочь мне придумать, как рассказать обо всем моим родителям.