Едва ли я понимала, что говорю, – проклятая боль в висках продолжала усиливаться. Как и не знала, на что надеюсь, но мои слова подействовали. Да еще как!
Мачеха вцепилась в юбку, судорожно сжимая бархатистую ткань, словно на ее месте должна была быть моя шея, и яростно прошипела:
– А знаешь что, Ливия? Она рассказала тебе, как украла у меня любимого?! Это ты от нее услышала?!
На мгновение я оцепенела.
– Мама сказала, что ты была помолвлена с близким другом отца, – наконец выдавила из себя. – Норд Готгард, – припомнила его имя. – Ты вышла за него замуж, но он умер от сердечного приступа…
Вскоре после того, как пропала мама.
Я поежилась от догадки, а Дойнарт, словно прочитав мои мысли, мрачно усмехнулся.
– С Готгардом я была лишь для того, чтобы быть ближе к Иштвану! – едва не зашипела мачеха от злости, прорезавшейся в голосе. – Я столько сил и времени потратила, чтобы привлечь его внимание, чтобы он мной заинтересовался, и вдруг появляется красавица Оллина, и все мои усилия насмарку! Он должен был быть мой, Ливия! Мой, слышишь?! А вас с Фабианом вообще не должно было быть. Вы – самая большая ошибка Иштвана, как и брак с этой ведьмой! Проклятая Оллина!!!
Не знаю, что задело сильнее: то, что назвала нас с Фабианом ошибкой, или то, что окрестила мою маму ведьмой. Если здесь и была ведьма, так это Стелла!
Почувствовав, как внутри пробуждается сила, я вскинула руки, и яркий, ослепляющий свет наполнил комнату, метнулся к мачехе лучом пламени. Не обжег, но заставил испугаться. Вскрикнув, Стелла сжалась на диване, глядя, как огонь тянется к ней, пытаясь лизнуть, ужалить, почти касаясь пышного жабо ее блузы.
– Прекрати! Прекрати сейчас же! – завопила она истерично.
– Как только ты все расскажешь. Говори, Стелла! – мой голос понизился до глухого рычания.
Прерывисто вздохнув, она бросила затравленный взгляд на Дойнарта, потом с яростью и бессильной ненавистью посмотрела на меня и сказала, цедя слова:
– Я ее ненавидела! С самого первого дня, как эта холеная выскочка появилась в Борге, моя жизнь была испорчена. Иштван на меня заглядывался, и я чувствовала, что он уже почти ревнует меня к другу. Я потому и ответила на ухаживания Готгарда – чтобы быть ближе к любимому. собиралась расстаться с женихом, мечтала выйти замуж за милого моему сердцу Иштвана, но появление твоей матери все перечеркнуло!
Она продолжала говорить, уже не в силах остановиться. до сегодняшнего дня я даже не представляла, сколько в ней тьмы, злости, зависти. Свет, струящийся с моих ладоней, померк, погасло пламя, но Стелла не обратила на это внимания. Она, казалось, вообще больше ничего не замечала, забыла о Снежном, и на меня смотрела так, будто я вдруг стала прозрачной.
– Шли годы, но я не смогла смириться, не смогла забыть. Жизнь с Готгардом не приносила радости, и даже дети… Я была несчастна. В то время как Оллина… – Мачеха скривилась, отчего на лице заметно прибавилось морщин, оно стало похожим на подгнившую скукоженную сливу. – Она всегда улыбалась. А уж когда смотрела на Иштвана, ее глаза и вовсе начинали сиять. Как и его… – Она горько усмехнулась. – Мне пришлось действовать. Приняв решение, я обратилась к Маргарете.
Хьяртан рассказывал, что в Эрнхейме казнили ведьму из Борга. Оказывается, ту самую, с которой связалась Стелла. Жаль, не сделали этого раньше. Возможно, тогда бы Родуэлл не забрал маму, папа был бы жив, а Фабиан мог ходить. – Маргарета сказала, что твою мать охраняет сильная магия, защищая и пряча. Уже потом я поняла, что пряталась она от того Снежного, что ее забрал. Жаль, она успела разродиться. Мне было бы куда проще, если бы ее забрали вместе с ее отродьем!
Не знаю, как сумела сдержаться и не испепелить дрянь в то же мгновение. Лишь мысль о Фабиане, о том, что по-прежнему не знаю, что за чары не дают ему встать на ноги, заставила остановиться.
– Ведьме удалось сорвать с мамы защиту? – догадалась и получила от Стеллы мрачную усмешку.
– Не сразу, но она справилась. Это было необходимо, чтобы наслать на распрекрасную Оллину одно хитрое заклятие. Оно бы ее не убило… по крайней мере, не сразу, иначе бы было подозрительно. Но малейшей недуг, обычная простуда стали бы для нее впоследствии смертельными. В тот день, когда Маргарета наложила чары, твоя мать родила. А вскоре за ней явился Снежный.
Ледяная дрожь пробежала по коже, когда я в полной мере осознала, сколько зла причинила моей семье эта гадина. Чары ведьмы коснулись не мамы – перекинулись на дитя. На моего брата, в то время – невинного малыша. Чудо, что Фабиан не погиб, как прочила чародейка, от какой-нибудь несерьезной болезни. Но именно из-за мачехи он стал калекой.
Стелла лишила его любви мамы и детских радостей, а когда исчезла я, поспешила отправить в дом сумасшедших.
Солнечный свет в руках снова разгорался, искрясь и шипя, становясь обжигающим пламенем. Мачеха судорожно всхлипнула и промычала:
– Я же призналась… Ливия, не надо!