Буратино. Правда и вымысел…

— Дальше эти два приличных человека взяли этот самый донос, а также часы и бумажник этого идиота-секретаря, и пошли к тому, кто его написал. Выволокли его из дома, разбили ему морду, сбросили его в отхожее место и до самого утра топили его там шестами, пока он не утоп. Только вот ошибочка у них вышла.

— Какая же ошибочка?

— Спьяну, ночью они не того вытащили, кто донос написал, а его родного брата, а сказать ему ничего не дали, били всё время.

— Бедняга, — пожалел невинно убиенного брата Буратино.

— Это уж да. А утром убийц поймали, потому как утопив бедолагу, они решили ещё выпить и пили прямо там же, возле сортира, пока не попадали. Дали им каждому по двадцать лет каторжных работ. А тот, кто писал донос, получил в наследство от утопленного брата две коровы, жену и падчерицу, и стал жить-поживать припеваючи. Вот такая грустная история про доносы. А этого болвана-секретаря выгнали с работы за утерю папки с документами. И поделом дуралею.

— Это очень грустная история, — сказал Пиноккио, — значит писать доносы — это, наверное, плохо.

— Плохо то, от чего плохо тебе. А если от написания доносов тебе хорошо, пиши их хоть целыми днями. Но тут надо быть очень аккуратным.

— А это как аккуратно? Не оставить кляксы?

— Причём здесь кляксы? Фу, какой глупый мальчишка. Главное в доносах — не ставить подпись. И вообще желательно печатать их на печатной машинке.

— Зачем?

— Затем. Вот представь себе ситуацию: мы живём не в очень-то стабильное время, понимаешь?

— Нет.

— Ну, двадцатый век же на носу. Кругом пар, даже электричество, дирижабли, аэроплан, говорят, уже изобрели, то есть на носу промышленная революция.

— Неужели?

— Поверь старому Сверчку. А как следствие этого, возникновение новых общественных формаций, то есть классов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Синьор Говорящий Сверчок, а какие же последствия вытекают из этих классов? — спросил Пиноккио, ему было очень интересно.

— Из этих новых классов ничего хорошего вытечь не может, дрянь какая. А вот неприятностей эти новые классы себе и остальным доставить могут, и в очень больших, скажу я тебе, количествах.

— Не уж то? И что же это, неотвратимо?

— Конечно, неотвратимо. Это закон диалектического материализма.

— Какой мерзкий закон.

— Верно, но как говорили римляне: «Закон суров, но это закон».

— А неужели эти неприятности нельзя отвратить?

— Эх, ты, необразованный осёл, — ласково сказал Говорящий Сверчок, — неприятности неизбежны, но в большей или меньшей степени, а степень неприятностей зависит от умения руководить политическим процессом. Понимаешь ли, парень, новые классы, новые финансовые структуры не могут жить в старых рамках и законах, как не может акселерат-переросток носить свои старые штаны. И тут возникают самые курьёзные антагонизмы между этими классами: одни идиоты требуют восьмичасового рабочего дня, другие жулики — защиты инвестиций. И в этом все они готовы дойти до абсурда. Они готовы даже женщинам дать право голоса.

— Глупые какие-то эти новые силы.

— Вот-вот, если так дальше пойдёт, вскоре они потребуют восьмичасового рабочего дня для ослов и лошадей. А дальше животных, и даже курей, поволокут к избирательным урнам. Эти балбесы не понимают, что надвигается полная эмансипация и прочие катаклизмы.

— Ой-ой, какой ужас, неужели это будет? — испугался Пиноккио.

— Увы, мой друг, увы. Это, к сожалению, неизбежно, как и загрязнение окружающей среды или социальное расслоение общества.

— Это что же получается, женщины смогут стать начальниками? — Пиноккио с трудом рисовал в своём воображении женщину-министра или, хлеще того, генерала.

— И начальниками, и даже политиками. Но не стоит этого пугаться. Их на руководящих постах будет немного.

— Почему?

— Потому что наличие свободы для женщин ещё не гарантирует появление у них мозга. Так что женщин-руководителей будет мало.

— Ну, слава Богу, — Буратино вздохнул с облегчением.

— Рано радуешься, сынок, ой, рано. Если женщину уравняют в правах с мужчиной, то у последнего автоматически возникают проблемы неприятного свойства. Вот, к примеру, ты приходишь домой с работы, жрать нечего, дом и дети в грязи. Естественно, ты возмущен и, естественно, спрашиваешь её: «Что происходит?». А она лежит себе на диване с женским журнальчиком необыкновенно тупого содержания и говорит тебе: «Вандал и варвар! Ты пытаешься уничтожить меня как личность, навязывая своё видение мира и свои кулинарные пристрастия. Отныне я ни стирать, ни готовить не буду!»

— А я ей по физиономии! — заявил Пиноккио.

— А она подаст на тебя в суд. Отсудит у тебя дом и ещё половину зарплаты, как алименты на детей, заведёт себе какого-нибудь жигало, а ты их потом содержи всю жизнь, пока дети не вырастут. И это только одна сторона ситуации. Рассмотрим другую — интимную: ты, как и положено супругу, проявляешь интерес к своей жене, а она говорит тебе «нет», ты на следующий день опять за своё и опять слышишь «нет». И так целый месяц, хоть кол ей на голове теши. Тогда ты делаешь своё дело, не взирая на возражения. И какие, как ты думаешь, будут последствия?