Буратино. Правда и вымысел…

— Оденься, — Карло уже достаточно пришёл в себя и даже сел на кровати, — оденься, да за пивом сходи.

— Денег давайте, — отвечала девка, даже и не думая одеваться.

— Деньги? — Карло наморщил лоб. — Ты это… Сходи к трактирщику, пусть в долг даст, — но в его голосе не было уверенности.

— Да кто это вам в долг даст, вы умом, что ли с рома совсем повредились?

— Молчи, коровища, не тебе, мясничихе, судить о моём уме, ты лучше одевайся и иди к трактирщику. И себе пива в долг возьми, и мне принеси.

— И-и, да вы и вправду рехнулись или меня за дуру наблюдаете, — девица даже рассмеялась, — сожрёте пиво вы, а долг трактирщик на меня запишет. Ох же, и хитрый вы кобель.

— Ты не лайся, не лайся, — примирительно произнёс Карло, — не хочешь — не ходи, так хоть мои штаны найди.

Девка подняла с полу тряпку, видимо, штаны, протянула их Карло, а сама отошла в сторону и стала с любопытством наблюдать, что будет дальше. На её не особо умном лице вдруг появилась тень иронии. А Джеппетто тем временем стал вертеть в руках то, что ему дала девка. Честно говоря, что-то общее со штанами в этой материи было, только вот Карло не мог понять что.

— Это что? — спросил он, и в его голосе чувствовалось недовольство. Джеппетто вдруг стал подозревать, что девка над ним издевается.

— Как что, — девка захихикала, — известно что, это же портки ваши давеча были.

— Какие же это штаны, дура, это же выкройка.

— Сегодня это, может, и выкройка, а вчерась портки были, — продолжала хихикать девка.

— А кто же мне их так? — Карло повертел материю в руках. Материя была добротная, прочная, из такой паруса шьют, а вот нитки гнилые, швов не удержали. — Какой козёл мне штаны распустил?

— А что же, известно какой, — скалилась толстуха.

— Ну и какой?

— А то вы не знаете какой?

— Скажи, кто мне штаны изуродовал, а то убью, — начал свирепеть Карло.

— Да что вы придуриваетесь, сами всё знаете.

— Дура! — заорал Карло. — Или ты мне скажешь, или я отобью тебе твой толстый зад и твою глупую морду хлеще, чем твой папаша отбивает отбивные.

— Что вы свирепствуете, я вам ваши штаны не драла, — перепугалась девка, — это же трактирщик так с вами.

— Как? — продолжал злиться Карло. — Как он это сделал?

— Известно как — собакой.

— Какой ещё собакой?

— Да вот такой, — девка развела руки, показывая, какая большая была собака и чёрная, как дьявол.

— И с чего бы это он?

— Да известно с чего. Вы рома требовали или водки, а он вас из трактира взашей, а вы стекло ему дрыном побили в окне.

— Так этот подлец за какое-то дурацкое стекло так над моими штанами надругался? — негодованию Карло не было предела.

— Да нет, он не за стекло, за стекло он полицейского позвал.

— А что полицейский?

— А полицейский вас признал и сказал, чтобы разбирались сами и ушёл.

— А я что?

— А вы известно что, давай себе снова рому требовать. А трактирщица вышла и говорит: «Синьор Карло, вы нам и так много денег должны, и всё за ром, чтобы вы им подавились. Побойтесь Бога и идите домой».

— А я что ей сказал?

— А вы ей ничего не сказали, вы ей кулаком в морду, да так, что она упала и юбка у неё выше головы, весь срам на улице. Ну вот, вы ей в морду, а сами давай орать: «Давай сюда рому, а то всех запалю». Вот смеху-то было.

— А со штанами-то что случилось? Причём здесь собака? — недоумевал Карло, сам он ничего этого вспомнить не смог.

— Да, при том, всем-то смешно, что трактирщица весь срам заголила. Вот трактирщик и осерчал. Как заорёт: «А-а-а», — и бегом за дом, а оттудова уже с собакой, и давай её на вас науськивать.

— А я чего?

— А вы тикать на забор, да куда там, пёс-то вас за порты и хвать! И ну вас драть, как тряпку. А вы орать: «Пусти, пусти, трактирщик, убери собаку, а то долг не верну». Все со смеху попадали, а народу было много.

— Говоришь, попадали? — зло спросил Карло. — Меня собаки драли, а они смеялись! Разве же это люди? Это собаки злые!

— Ну а пёс ваши штаны так распустил по швам.

— Люди — свиньи, — философски произнёс Карло. Ему было грустно, так как это были его единственные штаны. К тому же похмелье ещё не отступило. Карло чувствовал необходимость в выпивке. Поэтому синьор Джеппетто всё-таки напялил эти штаны как мог и, ощущая необыкновенную свежесть в районе седалища, сделал несколько шагов, стуча деревяшкой по полу.

Девка залилась громким смехом.

— Э-эх, дура, — Карло сплюнул в сердцах, — ты бы лучше мне какую-нибудь верёвку нашла, а не скалилась.

— И что вам верёвка, ваш волосатый зад и так вчерась все видели, — не унималась толстуха, просто закатываясь от смеха.

Не выдержав этого издевательства, Карло попытался влепить этой корове оплеуху, но стоял на ногах он нетвёрдо, а девка оказалась достаточно проворной, несмотря на свои габариты. Как и следовало ожидать, синьор Джеппетто по девке не попал, а попал рукой в каминный камень.

— У-ух, зараза, у-ух, как мне больно, — он зажал руку промеж ног и несколько секунд ждал, пока стихнет боль, а потом поднёс её к глазам. На костяшках руки красовались ссадины, причём несвежие. — Дьявол вас всех зажарь. А это у меня откуда? Наверное, об трактирщицу сбил.