— Молодёжь, — нежно сказал синьор Базилио, — молодёжь всегда торопится. У молодых почему-то вечно нет времени, а вот у нас, стариков, его хватает. — Он отложил газету и сделал глубокую затяжку. — Я вас слушаю, ребята.
— Эти козлы, их мочить надо, — успел брякнуть Рокко, пока Буратино собирался с мыслями.
— Любопытно, — улыбнулся дон, — это ты о ком, парень?
От его улыбки повеяло холодом, как из погреба, и Буратино почувствовал, что беседа начинается не с того.
— Мой друг утрирует, — сказал он, улыбаясь, в ответ, — у него вообще склонность к максимализму. Хотя он человек достаточно добрый.
— Максимализм верный признак инфантилизма, — произнёс он, — верный признак, некоторой брутальности. Эта черта мешает в поиске компромиссов и умению подходить к консенсусу.
— Чего он сказал? — прошептал Чеснок, но Буратино только пнул его под столом и ответил дону:
— Согласен, дон Базилио, вы, безусловно, правы, но эта черта исчезает по мере взросления, она, можно сказать, имеет возрастной характер.
— Верно, — опять улыбнулся дон и уже не так, как в первый раз. Улыбнулся и даже указал на Буратино пальцем, — ты прав, парень. Я вспоминаю себя. Ай-яй-яй, каким я был идиотом в его годы. Сколько ненужных пинков я получил и сколько возможностей я упустил.
Рокко заерзал, чувствуя свою полную непричастность к беседе и злясь на Буратино. Но тот, казалось, совсем не обращал внимания на своего приятеля и продолжал:
— Надеюсь, вы научите нас, дон Базилио, как нам избежать ненужных пинков.
— Попытаюсь, — пообещал тот. — Так какая проблема привела вас ко мне?
— Да, в принципе, это даже не проблема, всего-навсего желание услышать совет опытного человека, — сказал Буратино. — А суть вот в чём: у нас есть небольшое дело. Мы производим…
— Знаю, дальше, — перебил дон.
— А дальше происходит вот что: к нам вчера приезжал небезызвестный синьор Барера и сделал нам серьёзное предложение: он…
— Тоже знаю, дальше.
— Мы, сами можете понять, находимся в затруднительном положении. Продавать дело нам не хотелось бы, а не продавать страшно, больно уж серьёзные люди сделали предложение.
— Понимаю, а чем могу помочь вам я, если, конечно, исключить предложение твоего приятеля насчёт «мочить козлов»?
— Нам нужна ваша поддержка, — признался Пиноккио, — иначе они нас сомнут. А вы, в свою очередь, всегда можете рассчитывать на нас.
Лёгкая ухмылка коснулась губ дона. Он несколько минут думал, куря сигару и ничего не говоря. Молчали и ребята, и одноглазый, стоявший невдалеке.
Наконец он раздавил большой окурок сигары в пепельнице и сказал:
— Ребята, мне ругаться с местными людьми чести смысла нет. Но! Но я знаю вашу ситуацию. Синдикат ведёт себя несправедливо. Он лишает хлеба нормальных пацанов, то есть вас. Это некрасиво. Это западло.
— Они говорят, что это конкуренция, — успел вставить Рокко.
— Конкуренция — словечко коммерсантское, — обрезал дон, — так им при встрече и скажи, если они это слово вспомнят. Если они хотят, пусть объявят себя коммерсантами, их никто не упрекнёт, но тогда пусть не именуют себя людьми чести, — последние слова дон сказал с известной долей раздражения, затем помолчал и добавил: — но мне в ваш базар резону влезать нету. Это ваша свара, вот моё слово.
Разговор, в принципе, был закончен, но Буратино не торопился вставать. Он как будто что-то считал в голове и, подведя черту подсчётам, произнёс:
— Дон Базилио, если вы нас поддержите, мы согласны отчислять вам из прибыли нашего дела десять процентов и…., — тут он сделал паузу, — и пятьдесят процентов из всей торговли водкой на побережье.
Дон сначала посмотрел на него с раздражением, потом с удивлением, затем дон улыбнулся, а потом и вовсе захохотал, махнув на Буратино рукою. Смех его был так заразителен, что и одноглазый стал гоготать, и даже Рокко усмехнулся. Один Буратино был серьёзен. Вскоре дон успокоился и сказал:
— Уж не хотите ли вы, ребятки, свернуть шею всему синдикату?
— Мы … — начал было Пиноккио.
— Знаю, — махнул рукой синьор Базилио, — перетряхнули всё цыганье в округе. Да только Томазо, Паоло и Барера это не цыганье, они сами по себе не подарки, а ведь у них ещё есть и Фиксатый, очень неприятный, очень хитрый человек, у них есть Туз, тупой, но целеустремленный и абсолютно беспощадный малый, они же вас порвут, как Тузик тряпку.
— Если вы поддержите… — начал Буратино.
— Не перебивай, — оборвал дон, — а у Томазо есть один америкашка, хм, вот он один вам бошки поотрезает. Изворотлив и изобретателен. И вот я смотрю на вас и думаю, а что есть у вас и, главное, кто есть у вас? Кого вы противопоставите этим славным ребятам из синдиката? Сопливых юнцов, безусловно талантливых и дельных, но юнцов. Ты, Носатый Буратино, конечно, прославился своей изобретательностью и ловкостью, обзавёлся неплохими связями в полиции, но у них тоже связи, и на один ваш ствол они выставят четыре, а то и пять своих.
— Многоуважаемый дон Базилио, могу ли я говорить с вами откровенно? — спросил Пиноккио.
— Валяй.
— Неужели вы не чувствуете, что синдикат подтачивает ваш авторитет? Что они скоро будут более влиятельны, чем вы?