Буратино

  -- Поможешь - рабом вечным буду.

  -- Что смогу - сделаю. Не получиться - на то воля божья. Все мужики, вы давайте в погреб. А вы (это Ивашке и Николаю) пошли с барахлом разбираться.

   Ивашка мгновенно ушился в сторону конюшни - "местные-то - жулики сплошь, коням-то нашим, поди, и овса не дают". Николашка рассказывал как их били-пугали-неволили. И попутно пытался выяснить обстановку. Краткий рассказ о том, что Марьяша сильно побита, Храбрит - зарезан, а я теперь - Иван Акимович Рябина, произвёл на него глубокое, неизгладимое впечатление.

   Разбор предметов повседневного и прочего обихода в апартаментах покойного Храбрита оказался занятием увлекательным, особенно, после того как мужики по приказу Якова, притащили и взятое в поварне. Отделить своё от чужого... Особенно, когда и чужое нравится... Потом - чужое вообще, от чужого пленников... В какой-то момент в дверях нарисовался малец лет восьми, поковырял пальцем руки в носу, пальцем ноги - в полу и провозгласил:

  -- Тама... эта... ну... болялин Аким... ждёт.

   Я уже говорил, что "словене" от "слова" происходит? Этот - явно не из словен. Судя по построению фразы - потянет только на русича. Когда научится букву "р" выговаривать.

   Малой затих, заворожено разглядывая разложенное на одном из столов оружие. Пришлось развернуть его за плечо для прерывания лицезрения, и отправиться к свежеобретённому батюшке на неизбежную выволочку. Те же сени, тот же стол с тем же ножиком на нем. Всего пару часов прошло. А как все поменялось. Не все - Аким лежит и смотрит зло. Посреди комнаты Яков с опущенной головой, а у изголовья мальчишка лет девяти. Очень похож на Акима лицом. Внук. Как же его зовут? Аким пожевал бороду, приобнял внука, мотнул головой, Типа: излагай свою версию. Излагаю:

  -- Милый мой родный батюшка...

   Эк как его перекосило. Ты, Ванёк, поосторожней-то с шуточками своими, человек-то в возрасте, может и дуба дать. От сильной внезапной радости. Но когда пошёл приколизм - остановиться трудно:

  -- Уж как принял ты меня в семью свою рОдную, как показал мне любовь свою отеческу и таковое же, но утешение... То и пошёл я на радостях искать свой дрючок родной берёзовый. Уж очень мне дрын этот полюбился-сподобился. Помнил, был он у меня, когда мы со слугой твоим, c Яковом, первый-то раз повстречались-поздоровались. Поленой длинной приголубливались. И пошёл я себе в поварню-то усадебную. Во места пищи приготовления-принимания. А там и двери-то передние все по-заперты, все оконца да по-заткнуты. Ну и зашёл я с другой стороны, с мусорной, открыл дверь чёрную-заднюю, прошёл в передние-то покоюшки, окошечко там приоткрыл малое, что б свету белого глянути. Глянул я и обмер со страху-то: зять-то твой, папашка его родненький, да со ножом во спине на столу лежит. На большом столе, на обеденном. Хоть и впал я от страха такого в беспамятство, однако ж снял запоры дубовые, отворил ворота сосновые, понабежали люди дворовые... Ну а остальное они тебе и сами расскажут.

  -- Складно. А убил-то кто?

  -- А был у зятя твого слуга его гадский-предательский, Корькой средь людей кличимый. И ножик-то его злодейский из спины-то зятя твоего убиенного слуга твой верный-то Яковом прозываемый по-вытаскивал. И один-то тот Корька упомянутый под столом лежал-отлеживался. Вот он гад такой-сякой-этакий, душегубец окаянившийся...

   Акима, наконец, прорвало:

  -- Ты... ты кончай скоморошничать, ты мне што тут - былины сказывать собрался?! А то я и тя... поучу... по-родительски...

  -- Ладно. Зачем звал?

  -- Значит Корька Хоробрита зарезал? Тогда Корьку казнить смертью, голову - отсечь долой.

   Тут вступил Яков:

  -- Не по правде.

   Пришлось уточнять о какой именно правде речь. Оказалось, совсем не о "Комсомольской". Речь шла о своде законов "Русская Правда" в варианте "Устав Мономахов". Я, вообщем-то, интересуюсь юриспруденцией. Ну если за спиной опыт построения систем оптимизации налогообложения в четырёх национальных законодательствах... Это тот еще... "поиск выхода в лабиринте". Так что кодексы почитывал. Вплоть до Хаммураппи.

   Но вот с Мономаховым конкретно - работать не приходилось. Просветили. Проблема простая: уголовные преступления наказывались штрафами. Называется - "вира". Взыскивает административное лицо - "вирник". Аналог судебного пристава. По большинству поводов - в пользу двух субъектов: собственно пострадавшего и князя. В реальности порядок взыскания, естественно, обратный. Взыскание в пользу пострадавшего называется "головное". Может слышали: "выдать головой"? Ну так вот - это то же самое, но в денежном эквиваленте.