Буратино

   Теперь откроем оконца и оглядимся. Ме-е-едленно. Я наконец добрался до фасадной стены. Где-то здесь. Дверь с засовом попалась под руки. Рано. Сниму засов - придёт Яков с местными. А мне еще надо осмотреться и убедиться. В правильности исполнения отеческого наказа. Наконец - окошко, в нем затычка. Не вынимается, не выдёргивается. Спокойно, Ванюха. Это не враг. Это предмет неживой природы. "Природа изощрённа, но не злонамеренна". Не надо перекашивать, не надо так трясти. И трястись. Никто к тебе не подбирается со спины. Спокойно.

   Наконец, затычка вынулась. Я успел отвернуть лицо, чтоб не быть ослеплённым дневным светом. Пусть и через муть бычьего пузыря. Проморгался-огляделся. А вон на полу в углу и мой дрючок валяется. Родненький-родименький. Никого ближе тебя у меня в этом мире нету. Теперь посмотрим. Точно. Храбрит лежит лицом в стол, в спине нож. А он точно мёртвый? Надо проверить. А ну как вскочит? Страшно... Потыкал дрючком. Нормально. Пульс на шее не прощупывается. Вроде бы все, теперь - выход кавалерии. Снял засов, открыл дверь... Как хорошо-то... на воле.

  -- Что стоите? Идите, разбирайтесь там. Я вот свой дрючок забрал.

Глава 42

   "Что ж ты, милый мой, смотришь искоса
   Низко голову наклоня?"

   Я, с закрытыми глазами, сидел на крылечки поварни, гладил свой дрын берёзовый и приходил в себя. Хорошо-то как. Птички поют. От домов еще тень прохладная, утренняя. Курочки по двору ходят. Не спешат, по зёрнышку выклёвывают. Где-то внутри поварни вдруг раздались крики, мат, звуки ударов, грохот падения. А ведь переколотят мужики всю посуду. Ну и пусть себе. Однако пришлось открыть глаза. Прямо передо мной, низко наклоня голову, стоял Яков и внимательно меня разглядывал. Исподлобья. Интересный мужик: внешне мурло-мурлом. Глазки маленькие, волосы чуть ли не от бровей. Нос... И была-то картошка, а из неё еще и пюре делали. Фигурка та еще... помесь медведя с каракатицей. А соображает хорошо. Медленно несколько, но -- правильно. И при этом молчит. И дело делает. Как говаривал Владимир Ильич: "лучше пусть десять делающих останутся формально вне, чем хотя бы один болтающий - в...".

  -- Ну?

  -- Яков, ты, может, и рвёшься в извозчики. А я вот в кобылы извозчицкие - нет. Не нукай. Не запряг еще. Говори нормально.

   У него в одной руке меч. Что само по себе свидетельствует... о возможных осложнениях процесса взаимопонимания. А в другой - нож, которым я Храбрита... Вот этот нож он мне к носу и сунул.

  -- Это что?

   И очень плохо, что кроме него на крыльце никого. Все внутри. Если он меня сейчас хоть с левой, хоть с правой... Тут дверь распахнулась, и из неё вывались четыре мужика. На какой-то тряпке они тащили тело Храбрита.

  -- Эй, Яков, куда его? В баню?

   Яков молча кивнул. А вот мне молчать уже нельзя.

  -- Постойте. Ты вот, Яков, про ножик спрашивал. Вот про этот. А сам-то что - не сообразил? Там на полу за столом еще один лежит. Весь обделавшийся. Ножик - его. Я так понимаю, что они вчера выпили, и тот обделанный - боярину нож в спину и вогнал.

   Полная фигня. Для опытного-внимательного. Из убитого едва-едва кровь течь перестала, тело не остыло. А что делать? Ждать от двух до шести до полного окоченения?

   Яков внимательно посмотрел на меня, на нож в своей руке, на лежащего на тряпке покойника, на мужиков, снова на меня. Но озвучить ничего не успел, включились мужики-носильщики:

  -- Не, ты чего, Корька, он, конечно, гнида известная, как какую пакость - он завсегда. Но вот так с ножом... да ни в жисть, да он слабоват будет, да он тихий такой гадёныш...

  -- "В тихом омуте черти водятся". Нож - его. Он один с боярином оставался, остальные с бабами разошлись. Боярин выпил лишку и на столе уснул. Этот... мог ему нож воткнуть. Со страху от сделанного обделался и завалился. Сейчас я за дрючком своим пришёл, свет открыл и видно стало. А этот... он что, часто спьяну обделывался?

  -- Не... вроде такого... он, конечно, трус, но чтоб от вина... не...

  -- Вот и я говорю: зарезал, испугался, обделался.

   Яков стоял в шаге от меня и я разобрал как он чуть слышно прошептал: "Комар - носу...". Потом мотнул носильщикам головой - идите.

  -- Стойте. Погодите мужики. Мне еще ободрать Храбрита надо.

  -- Что?! Яков, это еще что такое тут разговаривает? Молодого хозяина да обдирать?

  -- Что я такое? Яков, объяви добрым людям как Аким Янович решил.

   Яков снова передёрнул плечами. Бросил ножик на завёрнутое тело. Поймал левой рукой ножны и всунул туда свой меч. Вздохнул... и довольно точно воспроизвёл наше с Акимом соглашение. Мужики ошарашенно уставились на него. Потом на меня. Пришлось прокомментировать. Пусть к голосу привыкают.

  -- Повторю чтоб запомнили: звать Иваном, я - ваш молодой господин, вещи Храбрита и людей его - мои. Понятно?