Буратино

   Углядела, любопытная. Коронку королевскую на моем инструменте. Класс: сама спрашивает - сама отвечает. Настоящая женщина.

  -- И ошейник на шее. Ты чей холоп-то, Ванька? Бирки-то чего нет? Только купленный?

   Бирку с меня Фатима еще в самом начале сняла. Чтоб не маячил.

  -- Ладно. Выберемся - верну господам. Не боись - доброе слово замолвлю. Что ты не просто так по лесам бегал, а мне помогал. Чтобы тебя плетями не сильно. А то и вовсе выкуплю - такие шустрые в новом хозяйстве надобны. На вот, постирай хорошенько, костерок разведи - чтоб горяченького, веток мне наломай постелить. А я пока искупаюсь.

   Похлопала меня милостиво по щёчке и в воду. Ножкой пробует. Повизгивает. А я стою... как дурак. В руках куча мокрого, грязного. Новоявленная хозяйка - дура. И маячит впереди перспектива, что плетями будут бить. Но не сильно. Кто? Укоротичи? Или Гордей с дочкой? Они -- и "не сильно"?!

   Я уже говорил: для меня сильнее всяких базовых инстинктов - злость. Тут меня просто сносит. "Очертя голову" называется. Аккуратно положил тряпки на землю, спокойно до мешков наших дошел, достал пук вязок - ремешков всяких, от Перемога остались. Одну на финку свою в ножнах приспособил - на шею вместо креста. Остальные зубами ухватил. Тут она кричит:

  -- Ванька, нарви там мха сухого и спинку потри. Да поживее - вода холодная.

   Ага, был Иван - стал Ванька. Пошёл, нарвал. В лужу влез. К госпоже своей. Она на корточках сидит, глянула на мои ремни в зубах, смеётся:

  -- Ты чего, усы себе решил сделать? Рано тебе еще с усами. Ты давай там, у меня между лопатками потри. Да смотри у меня - не ленись.

   Ага. Молодая госпожа велела своему малолетнему рабу потереть ей спинку. Не угодит - плетей. Угодит - употребить, хоть и малолетка, но уже... Потом снова плетей. Просто так. Чтобы знал и помнил. Своё место. И в следующий раз сильнее старался.

   Тут я мох в воду уронил, вязку из зубов достал. И накинул ей на шею. Как Фатима Юльке в подземелье. Коленом в спину - и тянуть. Я в этом мире много чего не знаю. Но учусь быстро.

   Учусь-то учусь. Только она в полтора раза тяжелее меня. Мы свались в воду, но я - сверху, на её спине оказался. То ремешок тяну, то просто голову её в воде топлю. Так на ней верхом и выехал на берег. Топкое место. Пока она воду выкашливала - накинул и завязал ремешок на одном её локотке - до кисти не дотянутся. Дёрнул - она мордой в грязь болотную. Тут я и до второго локотка добрался. За спиной стянул. Она подыматься начала - я её за волосы и через спину навзничь, назад в лужу. Пока барахталась - на щиколотки петли сделал и ноги ей стянул. Сбегал за дрючком своим. Вот еще один выученный урок этого мира - Саввушкин. Не все, но кое-что запомнилось. Она уже снова на берег выползла. Лежит на спинке. Точнее - встала на мостик. На коленях, связанных за спиной локотках, и на темечке. Лодыжки к удавке ремнем подтянуты. Ладонями у себя между колен хлопает. Сама себе аплодирует. Ну-с, госпожа рабовладелица, а как у вас с букварём? Типа: "Рабы - не мы. Мы - не рабы". Я же предупреждал - я совок. В меня это крепко вбито. А разинщину с пугачевщиной не пробовали? Это про пугачевщину сказано: "русский бунт - бессмысленный и беспощадный". А ВОСР проходили? Не по учебнику, а по запискам очевидцев и участников. С обеих сторон.

   Как в Алешках, которые у вас - Олешье, р-р-революционные солдаты и матросы поймали в тихом дачном городке отставного контр-адмирала и поставили его на мёртвый якорь. В Днепре возле пристани. В парадном мундире и всех орденах. А потом, проплывая над ним на лодках, мочились на золотой отблеск в днепровской воде.

   Как исконно-посконные-православные семёновцы в Иркутске прихватили какого-то комиссара по хозяйственной части и, раздев догола, натирали селёдочными головами, а потом гоняли по льду реки в тридцатиградусный мороз. А тот все просил добрых казачков застрелить его. Помилосердствовать.

   Я бы её забил насмерть. Или в куски порвал. Было такое желание. Она от моих ударов уползти пыталась. Я тогда прямо ей на лицо сел. Коленями плечи прижал, чтобы не отползала. Она уже почти на лобик свой встала, хрипела от удавочной петли, "свой ротик нежный открывала". Ну я туда и всунул. Что от полноты чувств встало, то и вогнал. На всю длину. Только сперва между челюстями её, далеко, аж за коренные зубы, рукоятку финки своей вбил. Хорошо что у меня хват - остриём вниз, как я половца убивал. Клинок в сторону отвернул -- и вбил. А то в горячке все лицо бы ей порезал. До ушей.

   Интересно, а в моем мире я в такой позиции как-то не пробовал. У неё на шее удавка моя, а чуть выше выпуклость небольшая. Двигается вперёд-назад в такт моим движениям. Так вот до куда я достаю! А если снаружи пальчиком прижать? Тут её начало трясти судорогами и выворачивать. Еле успел у неё изо рта вытащить. И финку -- тоже.