Бурелом

Леонид Павлович, словно заранее знавший об этом, понимающе кивнул. Собственно, проект Волошиной перевести лесоучасток только на зимнюю вывозку он не вполне одобрял. Как старый руководитель, опытный практик, он понимал, что технорук в какой-то мере права, но, с другой стороны, ломать то, что устоялось с годами, просто не поднималась рука. Да и года не те, чтобы суетиться, чего-то выискивать и, закатав рукава, внедрять новую технологию. Глядя на Риту, Наумов думал: «Знает или не знает она об отце? Не лучше ли сейчас сказать об этом?»

Леонид Павлович шумно потянул носом, заерзал на стуле. Нет, пусть она узнает только не от него.

— Да-а, город наш растет, — мечтательно заговорил Наумов, чтобы как-то отвлечься от неприятных размышлений. О городе он всегда отзывался в таком тоне, будто бы только и мечтал, как вырваться из этой дыры. Но ничего подобного и в мыслях никогда не было у него. Родился и вырос Леонид Павлович в тайге, в городе бывал не иначе, как по служебным делам. Даже отпуск он проводил здесь же, в поселке…

Рите не понравилось, что начальник участка перевел разговор на другую тему. Ей только о своем проекте и хотелось говорить. Ей казалось, что и другие должны быть не меньше ее самой заинтересованы в нем. Но люди слушали, поддакивали, а практически никто и пальцем не пошевелил. И все-таки после разговора с главным инженером управления появилась какая-то надежда.

Поскрипывая портупеей, в кабинет вошел лейтенант милиции Коробушкин. Участкового Рита недолюбливала за въедливость и за дурную манеру — разговаривая, исподлобья смотреть прямо в глаза собеседнику. Можно подумать, что он всегда и всех в чем-то подозревал. Того и смотри скажет: «Прошу следовать за мной».

В кабинете у Наумова Коробушкин чувствовал себя, как дома — нога на ногу, тон начальственный, надо и не надо роется в планшетке.

Рита хотела уйти, но потом вспомнила, что надо поговорить с Наумовым по поводу Медвежьей сопки. Как ни велико было желание вести там вырубку, но, пока не подсохнет земля, лучше воздержаться. Перед самым отъездом они поспорили с отцом. Он даже накричал тогда на дочь, ты, мол, зелена и ничего не понимаешь… И, пожалуй, один из всех на лесоучастке открыто высказывался против ее проекта. Он считал, что сезонность морально устарела.

Коробушкин остановил свой взгляд на Волошиной, достал из планшетки аккуратно сложенный листок, вырванный из ученической тетради.

— Здесь у меня список, — он перевел взгляд на Наумова, — у кого в соседнем колхозе имеются пилы «Дружба»… Да-а, — Коробушкин причмокнул губами, снова уставясь на Риту. — Что же это получается, а?

Леонид Павлович кашлянул в ладошку, приложил палец к губам. Но Коробушкин то ли не видел, или не понял, что означают эти знаки, невозмутимо продолжал:

— Дочь комсомолка, руководитель, а такое в отце проглядела… А, может быть, вы тоже того?.. — участковый растопырил пальцы, выпучил глаза.

— Чего «того»? — с вызовом спросила Рита. — Я вам не девчонка, чтобы со мной так разговаривать. И вообще, что за тон?! При чем здесь отец?

— А вы что, с неба свалились? — удивленно поднял брови Коробушкин. — Весь поселок только и говорит об этом…

— Минутку, — не выдержал Наумов. Ему подумалось, что пусть уж лучше он расскажет Волошиной о случившемся. — Видите ли, Маргарита Ильинична. — Леонид Павлович старался смягчить всю эту неприятную историю. — Тракторист Полушкин распустил слух, будто бы ваш отец однажды сделал ему приписку… Нам, мне лично, — поправился он, — не известны мотивы, побудившие Илью Филипповича пойти на подобный шаг. И вообще… — Наумов развел руками. — Пока ничего не ясно. И вы, Маргарита Ильинична, не расстраивайтесь. Давайте-ка о делах поговорим…

Рита слегка побледнела. В сознании никак не укладывалось — отец и приписки. Да еще кому? Она знала, что отец терпеть не может Подушкина. Да Полушкин просто оклеветал отца. Эти размышления хотя несколько и успокоили ее, но на сердце стало тревожно, настроение вконец испортилось. Надо было встать и уйти, но встать не хватило сил.

— И комсомол здесь, товарищ Коробушкин, совсем ни при чем, — медленно выговорила Рита.

— Вы извините, товарищ Коробушкин, у нас с Маргаритой Ильиничной неотложные дела, — нашелся Леонид Павлович.

Участковый нехотя поднялся со стула.

— Хорошо, я зайду попозже, — и, громко стуча тяжелыми сапогами, покинул кабинет.

Когда затихли его шаги, Наумов как ни в чем не бывало заговорил о том, что надо отводить лесосеки и что на сопке Медвежьей все-таки необходимо вести рубку, иначе можно провалить квартальный план. Конечно, об этом можно было бы поговорить в другой раз, но возвращаться к разговору о приписке ему совершенно не хотелось.

Только очутившись на улице, Рита вспомнила, что утром мать была чем-то расстроена, а отец даже не поинтересовался, привезла ли она трубочного табаку в пачках, который он заказывал ей купить в городе…

С нижнего склада в лес шел лесовоз. Рита остановила его, хотя еще не совсем решила, зачем, собственно, поедет на лесосеку. «Нет, нет, сегодня же, сейчас надо повидать отца», — с силой захлопнула она дверцу.

2