И верно. Казалось, и стоять уже негде, а в будку все лезли и лезли люди. Платона зажали между Виктором и плечистым мужчиной. Платон уперся носом тому в кадык. «Фу, ну и духота!» — старался повернуть голову, а из этой головы не выходил дед. «Чтоб ему ни дна, ни покрышки!» — в сердцах подумал он.
Все были в одинаковых белых парусиновых спецовках. Вчера и Платон получил со склада тужурку, брюки и жесткие брезентовые рукавицы. Теперь он мало чем отличался от других рабочих.
Машина, как видно, тронулась с места — будка издала протяжный скрип, потом скрип стал чаще и громче, людей стало раскачивать из стороны в сторону. Ощущение было такое, точно езда эта никогда не кончится… Наконец качание и скрип прекратились.
— Вылазь! — сразу закричали несколько голосов. Дверцы открылись. В лицо Платону пахнуло свежим утренним воздухом. Из будки, как горох, посыпались рабочие. Кто-то толкнул Корешова в бок, кто-то задел костистым локтем. Под ногами шелестело корье. Платон едва отыскал Виктора. Тот стоял около штабеля леса в окружении трех парней.
— Ну, вот и вся наша бригада! — сказал Сорокин. — Знакомьтесь. — В этих парусиновых спецовках ребята казались все на одно лицо. Даже имена их запомнились не сразу. Кряжистый и хмурый с виду парень, у которого на плече лежала рогатистая бензопила, махнул рукой, вразвалку, первым направился на лесосеку. Двое других — полнолицый и сухощавый — потянулись за ним. Платон и Виктор пошли к тепляку.
— Ребята хорошие, — говорил Виктор. — Вот увидишь. — И добавил: — Нашенские, — словно этим словом дал им окончательное определение. — Мы еще такие дела завернем!.. — Сорокин прищелкнул пальцами. — Ну, чего улыбаешься?
— Да так, — Платон хотел сказать, что рано пока что мечтать о героических подвигах, но промолчал. «Ребята, как ребята, — подумал он. — Ничего в них особенного. А тот, с бензопилой, вообще, кажется, молчун и, наверное, любит поучать…»
Над тайгой занималось ясное утро. А по распадкам, под густым переплетением еловых веток прятались еще предутренние сумеречные тени. Свой переезд Платон воспринимал, как обычное. И люди точно знакомы давным-давно. Может быть, к этому приучила армия. В армии так: перевели тебя в другое отделение, и с первого же дня солдаты — твои товарищи, с которыми ты делишь «все тяготы и лишения службы», ешь из одного котла, на привалах спишь под одной шинелью… И лишь единственное, что иногда заставляло задуматься Корешова, — это мысль: здесь земля отцов… Когда вчера в избе Поликарп Данилович пристально и как-то особенно посмотрел на него, у парня так и екнуло сердце. Нет никакого сомнения, что Корешовых многие, в том числе и Сорокины, знали и помнили в этих краях…
Неожиданно, словно из-под земли, вырос перед ними высокий пожилой мужчина. Взгляд колючий, брови насупленные. Он некоторое время разглядывал Платона.
— Инструктаж по технике безопасности проходил?
Корешов утвердительно кивнул головой. Еще вчера технорук лично проинструктировала его по всем пунктам: опасайся зависших деревьев, не находись вблизи валки, не стой между чокерами при движении трактора… Платон, говоря по правде, почти ничего не запомнил, и вид у него, вероятно, был преглупый: надо же, брякнул тогда о свидании… Но кто знал, что попутчица окажется великим начальством.
В тепляке Волошин предупредил все-таки Виктора:
— Ты своему помощнику втолкуй, что лес — не футбольное поле.
— Да он башковитый, поймет. Платон, лезь в кабину, — позвал он.
Трактор, конечно, Сорокину новый не доверили. Трактор был старенький, залатанный и перелатанный. Но зато, как уверял Виктор, «мотор, что зверь». Этот «зверь» недовольно урчал, покашливал, будто простуженный, в черную выхлопную трубу и рассыпал вокруг какой-то хриплый перестук, но катил по волоку резво.
Еще издалека Платон увидел, как островерхий кедр вздрогнул, покачнулся и скрылся за обступившими его деревьями. Из-за шума двигателя не было слышно, как упавший кедр тяжко ухнул, а надломленная соседка березка откликнулась тонким-претонким скрипом.
— Ух ты! — невольно вырвалось у Платона. Он не то чтобы пожалел красавец кедр, но, когда упал второй, третий, в корешовской душе откликнулась струнка грусти. Однако тут же все это пришлось забыть.
Трактор круто развернулся на левой гусенице. Подмяв под железное, мазутное брюхо сухой валежник, он задним ходом двинулся к поваленным деревьям. В обязанности Корешова входило немногое: помочь сформировать пачку, указать, как лучше подъехать к поваленным деревьям… Однако даже накинуть петлю жесткого стального троса за комель дерева оказалось не так-то просто. Трос соскальзывал, порванные нити тонких и острых, как иголки, проволочек доставали до ладоней даже через парусиновые рукавицы.
— В каждом деле требуется сноровка. Ты вот так, вот так, — поучал Платона напарник, тот самый круглолицый парень, с серыми навыкате глазами. Сам он накидывал петлю не спеша, примеряясь, любил длинно и степенно выражаться. Звали его странно — Тосей.