Бурелом. Книга третья

День вылуплялся из тумана,
Огромный, влажно-голубой,
Сияя синью океана
Над облачною скорлупой.

Какая странная свобода!

Одно сияющее дно
Наполненного светом свода
В моих глазах отражено.

Мой синий день, мой день бездомный,

Как сберегу, как затаю
От жизни трудной, жизни темной
Живую синеву твою!

Сейчас небесно-необъятный,

Во всей начальной полноте,
Ты расточишься безвозвратно,
Ты раздробишься в суете.

Еще останется дыханье,

Воды вечерней грусть и дрожь.
А ты во мглу воспоминанья
Виденьем тусклым уплывешь.

1941

В темных окнах

В темных окнах шум неугомонный
Тянет в лиственную глубину
В теплой тьме за кровлею балконной
Ветка клена трогает луну.

В зарослях сирени — дрожь и вздохи,

Бьется сердце каждого листа.
В ветренном ночном переполохе
Снег летит с жасминного куста.

Много раз бывала ночь такая

С летнею усадебной луной.
Сада темного душа ночная
Изливалась музыкой глухой.

И осталось в памяти виденье:

Лампой комната освещена,
Душный ветер, шелест и смятенье
Из отворенного в ночь окна.

1939

В запущенном саду

Там зяблики в запущенном саду
Запели солнечными голосами.
Приникла птица к теплому гнезду
И смотрит восхищенными глазами.

На зелень глянцевую ветвей,

На трав дремучих пышные метелки,
А под сосной перенося иголки,
Стотысячный хлопочет муравей.

И жизнь кипит под солнцем горяча…

Лишь иногда. тая заботу,
Присядет птица быстрая с налету
На обгорелой груде кирпича.

И в памяти ее коротким сном

Мелькнет в зелено-солнечном тумане
Виденье смутное: был раньше дом
На этой выжженной до тла поляне.

1942

«Он мне больше никогда не снится…»

Он мне больше никогда не снится,
Постаревший деревянный дом
С башенкой и солнечным крыльцом
(Под ногою гнулась половица…)

Как в чертах любимого лица,

Каждую в стене морщинку знала.
В комнатах неслышно обитала
Музыка замолкшая отца.

Сколько шло от стен родных годами

Доброго и щедрого тепла!
Неустанно он держал над нами
Два больших бревенчатых крыла.

…Говорят, осталось пепелище,

И окопами изрыт весь сад…
Но стоят деревья и шумят
Там, где было некогда жилище.

И забившись в чащу, не дыша,

Как людьми обиженная птица,
Может быть, на их ветвях томится
Дома бесприютная душа.

1940

В селеньях праведных