Буревестник

Наверху, на палубе, появился Лае в полосатой фуфайке, тщательно причесанный и сильно пахнущий вежеталем. Засунув руки в карманы, он самодовольно оглядывался по сторонам. До вахты еще оставалось довольно свободного времени. От нечего делать, он решил спуститься на завод. Девушки копошились около огромных оцинкованных чанов, в которых охлаждались тысячи кусков жареной камбалы.

На длинных столах, при свете ярких электрических лампочек, поблескивали бесконечные ряды наполненных, но еще открытых коробок. Приготовленный для осетрины острый томатный соус стекал со столов то в одну сторону, то в другую, при каждом наклоне раскачиваемого зыбью судна. На потолке также мерно качались лампочки; машина, закрывавшая коробки, оглушительно шумела; работницы приносили корзины с нарезанным луком, которые они опрокидывали в чаны с соусом, или корзины с нарезанной кусками рыбой, которую ставили жарить. Девушки, носившие корзины, громко — чтобы перекричать машину — перекликались между собой; другие, работавшие у столов, хором пели рыбацкую песню.

Лае осмотрелся и увидел Маргариту, следившую за чаном, в котором кипел томатный соус. Он подкрался к ней сзади и ущипнул ее. Девушка испуганно вздрогнула и чуть было не закатила ему пощечину, но во время узнала и удержалась.

— Чего лезешь! — сердито осадила она Лае, поворачиваясь к нему спиной. — Не видишь, что занята! Оставь меня в покое!

— Если так, то я лучше уйду, — обиженно проворчал Лае. — Ишь, какая недотрога!

— А ты другой раз на работе не приставай!

— Ну, будет задаваться, — примирительно сказал Лае, бережно, чтобы как-нибудь их не расстроить, касаясь своих тщательно уложенных кудрей. — Подумаешь — какая работа! Скажи лучше, за что тебе премию выдали? За работу?

Девушка густо покраснела и повернулась спиной к обидчику. В первую минуту она даже ничего не могла произнести от негодования. Лае, сам испугавшись того, что он сказал, хотел ее обнять:

— Я, может, не так сказал, ты не обижайся, — проговорил он со смущенной физиономией.

Но девушка оттолкнула его с такой силой, что он потерял равновесие и беспомощно замахал руками в воздухе в поисках опоры. Пароход в эту минуту сильно качнуло и Лае, чтобы не упасть, ухватился за ручку котла, от чего котел с кипящим соусом медленно накренился, потом сразу опрокинулся на пол.

Бывшие на палубе рыбаки услышали отчаянный женский крик и чье-то яростное ругательство, потом целый хор голосов. Прибежав посмотреть, что случилось, они увидели, как несколько работниц под руки вели Маргариту по трапу. Девушка плакала от боли, прикладывая, без всякой пользы, грязный платок к ошпаренной ноге. За ними ковылял Лае, потный, со спутанными волосами, с перекосившимся лицом, сопровождаемый остальными работницами и самой заведующей, которая громко его ругала.

— Меня тоже соусом ошпарило! Я спасал! — оправдывался матрос.

— Ты лучше скажи, что ты делал на заводе? — кричала товарищ Митя. — К девушкам приставал, а?

— Так его, тетя Митя! — поддакивал Емельян, научившийся называть ее «тетей Митей» от заводских девушек. — Как следует его, чтобы другой раз знал!

Косма, занятый взвешиванием большой белуги, посмотрел через плечо на Маргариту, которую вели наверх к фельдшерице на перевязку. Она была вся красная от слез, но Косма равнодушно отвернулся и продолжал взвешивать рыбу.

— Эй, вы там! Кончили? — нетерпеливо крикнул Емельян, занося ногу через планшир.

За ним последовал Ермолай. С верхней палубы сбежал по трапу Адам Жора.

— На промысел? — участливо поинтересовался инструктор. Сидя верхом на планшире, рыбаки смущенно переглянулись, потом, все одновременно сделав одно и то же движение, перекинули ногу и исчезли за бортом. Но Адам перегнулся через планшир и крикнул им вдогонку:

— В буфет наведывайтесь, не забывайте!

Висевшие на штормтрапе и готовые спрыгнуть на куттер Емельян с Ермолаем подняли угрюмые лица.

— Ладно… Скупердяй! — первым откликнулся Ермолай, который ни на кого не мог долго сердиться.

Уже на куттере, ударив себя кулаком в богатырскую грудь, он признался Емельяну:

— Вот он где у меня!.. В самом сердце!

— Неужто и он? С каких же это пор?

— С тех пор как за лодками ходили. Это, брат, настоящий человек — молодец!

Немного погодя, держась за такелаж, чтобы не свалиться с бешено прыгавшего на волнах куттера и глядя на своих подручных, которые все четверо одновременно спускались по штормтрапу. Ермолай задумчиво прибавил:

— Не знаю только, за что он на водку ополчился…

* * *

Мертвая зыбь то мягко поднимала, то снова опускала стоявшие поодаль от куттера лодки. Усталые рыбаки, прогребшие целый день по неспокойному морю, отдыхали. С запада дул прохладный ветер. Там, над потемневшим морем, садилось солнце.