Буревестник

Косме вдруг вспомнилось, какой смешной вид был у Лае на койке и как он, Косма, только что хотел его убить за то, что он нравится Маргарите, и его стал разбирать смех. Чем больше он об этом думал, тем смешнее ему казалось все это происшествие и тем громче он хохотал. Хохотал он долго, держась за живот и боясь, как бы от такого смеха что-нибудь не оборвалось у него внутри. Слезы текли у него по щекам. Кое-как успокоившись, он утер их и глубоко, облегченно вздохнул. Никто из-за раскатов грома не мог слышать его смеха. Видеть его тоже никто не видел, хотя голубые вспышки молний беспрестанно озаряли теперь палубу и казалось, что небо повсюду связано с морем то появляющимися, то исчезающими огненными нитями.

* * *

Всю эту ночь Лука Георге провел в своей лодке под проливным дождем. Он громко проклинал погоду, но никто его не слышал из-за града, раскатов грома и крупными, тяжелыми каплями лившего как из ведра дождя. Рыбаки измучились, отливая воду из лодки. Старшина отчаянно ругался, напряженно глядя по сторонам, хотя и не мог увидеть ничего, кроме кромешной тьмы и ливня.

— Фонари без стекол дают! Подумать только: без стекол! — возмущался Лука. — Жаль, что нет здесь той сволочи, которая посылает нам такие фонари! Да и Прециосу, который, видите ли, не желает смешивать рыбаков с командой, не мешало бы здесь побывать! Ах, чтоб тебя!..

Он вдруг начал чертыхаться с таким исступлением, произнося такие страшные ругательства, что гребцы вздрогнули и подняли головы — посмотреть, что случилось. То, что они увидели, заставило их остолбенеть от ужаса. Из падавшего стеной дождя выросло и надвигалось на них какое-то темное чудовище, принимавшее с каждой минутой все более угрожающие размеры. Наверху светились огни: топовый белый на мачте, отличительные красный и зеленый по бортам. Лука одновременно видел оба огня — доказательство того, что пароход шел прямо на них.

Он кинулся к веслам и, закидывая голову назад, стал грести изо всех сил. Остальные последовали его примеру. Лодка стрелой понеслась вперед. Через минуту высокий нос корабля, с силой рассекавший воду и поднимавший две широкие пенистые волны, прошел в нескольких футах от рыбаков. Перед их испуганными взглядами проплыли: железный борт, из которого не переставая плевался насос, выше — несколько освещенных иллюминаторов, залитый светом мостик, потом сразу корма и яростно вращающийся винт. Пароход, стуча машиной, быстро удалялся. Гребцы остановились. Несмотря на холодный дождь, с них градом лил пот.

— Ох, господи! — вырвалось у одного из рыбаков.

Лука глубоко вздохнул и утер лоб.

— Пронесло… — хрипло произнес он, немного погодя. — Ведь знают, негодяи, что мы ловим рыбу на мореходных путях, а выдают штормовые фонари без стекол. Здесь проходят все пароходы из Истамбула на Констанцу или на Одессу…

— Как бы он кого-нибудь из наших этой ночью не потопил… — пробормотал второй гребец.

Лука долго вглядывался в темноту, поглотившую неизвестный корабль, на котором никто ничего не подозревал и даже не мог знать о них. Но из-за дождя ничего не было видно.

— Айда! Берите черпаки и отливайте воду! — приказал он гребцам.

— А ты уж думал, нас потопят? — спросил один из рыбаков, нагибаясь за черпаком.

— Если потопят, то хоть знать, что сделано все, что можно, — проворчал Лука. — Чего стали? Подай-ка мне черпак, Михайла, а то воды в лодке на целую пядь набралось.

Через полчаса пароход, чуть не потопивший Луку с его лодкой, и оказавшийся порожним новеньким итальянским танкером, уже подходил со скоростью в двадцать с лишним узлов к тому месту, где рыбачила бригада Матвея Кирсанова.