- Ух ты! Настоящие!? - низко наклонилась над коробкой, - Красотень! Сразу лето вспоминается.
Я дал ей лупу, сам сел в кресло и принялся за своё чтиво.
Приятели в театре. Сибилла на сцене, но что-то не в ударе, играет неважно, и Дориану стыдно за неё.
- А нас ругали, если мы ловили бабочек, - бормочет Мэраин, - И крылышки у них всегда ломались.
Теперь у них объяснение. Ей осточертело искусство, а он только за классную игру её и любил, так что конец, бросает. Она плачет и всё такое.
- Когда ты их накалывал, они ведь уже умерли? ... Эй! Я спрашиваю, им не было больно!?
- Нет, я усыплял их хлороформом, а проснуться они уже не могли. Это как общий наркоз.
Сибилла обречена! Я точно это знаю! Как он шёл домой, как там балду пинал - это я всё пропустил. Утро. Гарри припёрся. Ну, конечно. Отравилась.
- Мэриан, ты пообедай без меня.
Один. Гашу люстру, смотрю в окно. Всё стало ясно. В прошлом веке мистер Грей угробил разочаровавшую его актрису, а три недели назад мисс Грей умерла, разочаровав меня, который любил ей больше всего на свете. Судьба и возмездие, родовое проклятие, а я - его орудие. Убираю коллекцию, спускаюсь по лестнице, зачем-то выхожу во двор.
Небо в низких тучах, а у горизонта розовато золотится.
Разве я любил Миранду за её художества? Нет! Мне важна была она сама.
Озяб, иду в гостиную. Мэриан смотрит телевизор и распускает недовязанный джемпер из голубой французской шерсти, клубок наматывает.
- Всё тут у тебя работает, - говорит, - надо только сбоку стукнуть и в розетку получше воткнуть.
Тупица! Видеть не могу!
Одеваюсь, беру деньги, канистру и отправляюсь за бензином.
Мешу снег по обочине и прокручиваю прежние мысли. Итак, мисс Грей поплатилась за грехи мистера Грея, самовлюблённого, высокомерного сукиного сына, а я был только инструментом суровой небесной справедливости.
В чём же проблема? А проблема в том, что я не хочу быть инструментом. У меня были и есть свои чувства, я любил её, даже не зная имени. Допустим, судьба - она не спрашивает, так я и без спросу скажу, что не хочу.
И почему она должна страдать за чужие преступления? Ну, хорошо, она сама была не подарок. Водородную бомбу надо запретить, но сначала сбросить её на голову нам, типа равнодушным! Мы заслуживаем!... Мне нельзя говорить "должно - не должно", а сама: "Если дарите ожерелье, то должны его сами застегнуть". Что называется, в своём глазу бревна не замечаем. Но это же просто болтовня. За что тут смерть?
И что общего у меня с Дорианом, который Принц-Нарцисс? Я смурной да неказистый - жизнь ведь не баловала. Он - другое дело. А по логике проклятия я должен быть вроде него, а она - меня любить.
Не сходятся концы с концами. И книжка только началась.
Бензин журчит в канистру.
Кто-то ещё умрёт. Гарри - скользкий тип, такие вечно выходят сухими из воды. Бэз - рохля, но добряк и ничего плохого не сделал. И всё-таки кто-то из них...
Какая тяжесть! То и дело меняю руки. Солнце село, на востоке совсем чернота. Не выдержал, лёг в снег, мечтаю, как куплю видеокамеру, буду снимать девушек, природу, просто, например, как водоросли в реке колышутся. Очень успокаивает. Лето. Хорошо...
Чуть не заснул. Разбудила проехавшая машина. Может, даже жизнь мою спасли эти незнакомые люди.
Доплёлся на последнем издыхании, залез в горячую ванну, книжку слегка намочил. Гарри опять со своими разглагольствованиями! Навёл тень на плетень и повёз оперу слушать.
Мэриан уже сопит на диване пред играющим телевизором. Я его выключил, а её будить не стал, только запер гостиную на ключ, обошёл дом, запер входную дверь, погасил лишний свет; решил завтра встать как можно более раньше. Где же будильник? Ах, да, он в подвале. Спустился, взял его и думаю, а что, если мне заночевать тут, на мирандиной кровати? Каково ей было?... Лёг, завёл на полшестого и заснул.
И чего ей не нравилось? Тихо, тепло. Еле отодрал висок от подушки.
У ванной столкнулся с Мэриан.
- А, привет, - прозевала она, - Ты в тубзон?
- Ээ...
- Я ещё подремлю, ладно?
- Как знаешь. А я сейчас поеду по делам: видеокамера, ожерелье, мотоцикл, "Трамвай"...
- Начни с "Жуков".
Давно замечено, что простолюдины не лишены здравого смысла.
Сперва я подался в Лондон, нашёл магазин грампластинок. Там продавец, как пить дать, еврей, расставлял товар.
- Вы, наверное, за ливерпульцами? Странное называние - "Жуки", верно?
- Да, - говорю, - за ними. Отпустите побыстрей, а то мне ещё в сотню мест.
- Конечно-конечно. Вам как первому покупателю - даже со скидкой. Один фунт, пятнадцать шиллингов.
- Сколько!? Это где видано такое обдиралово!?
- Милый юноша, взгляните тщательней на ценники и поверьте мне: через три часа у меня не останется ни одной пластинки "Жуков".
- Ладно, гоните ваш винил, только имейте в виду, что этакая фамильярность мне претит! Никакой я вам не милый юноша и всё такое!
- Простите, - мямлит жулик, - Вижу сам, что обознался.
Затем ломбарды - везде жмот на жмоте. 2600 - предельная цена! Сами думают, поди, что я украл украшение. Документы не спрашивают, но и связываться не хотят. А я за него 3320 отстегнул. Я этих ушлых барыг озолачивать не намерен!