Буревестники

— Помилуй бог! — притворно изумился он. — Вы это делаете сами, давно и добровольно. Вспомните, как вы хвасталась тем, что ваши сыновья революционеры! Вы принимали в своем доме меня, их врага! И как принимали! — добавил он, цинично подмигнув. — К счастью, этого ваши дети не знают. Пока не знают!

Бедная вдова зарыдала и рухнула на колени; хватая белыми, холёными руками грязные сапоги жандарма.

— Пощадите! Умоляю вас!..

— Прекратите эту дурацкую мелодраму! Жду от вас более ценной информации, иначе наш договор потеряет силу. До свидания. До скорого свидания!

7

— Товарищи! — сказал Назаренко и неожиданно надолго замолчал. Все думали, что он собирается с мыслями, а у него вдруг перехватило горло. Повлажневшими глазами он обвёл участников подпольного собрания. Оно проходило там же, в доме токаря Ивана Максимовича Вахренькова, на самом краю Нахальной слободки. Все так же низко висящая лампа с зелёным абажуром окрашивала в нездоровый цвет лица сидящих вокруг стола, так же мерцал из угла белками вечнохмурый Иисус Христос…

Всё было, как полгода назад, когда Назаренко призывал руководителей марксистких кружков к объединению перед лицом надвигающейся революции. Не получилось объединения… Да и не могло получиться. Слишком уж разные, в большинстве случайные, люди были подняты на гребень революционной волны. Одни оказались болтунами и трусами, другие – прямыми предателями. Где они теперь? Кто где… Опасаясь расправы, бежал из-под стражи в Японию Шпур. Но напрасно он боялся: вряд ли ему грозило суровое наказание, ведь в конечном счёте он помог карателям. Ланковскому вон всего-навсего объявили выговор. Так же легко отделались деятели Союза союзов. Военврач Кудринский, адвокат Шишков и другие либералы сочли за благо убраться от греха подальше в сопредельные страны. Некоторые остались во Владивостоке, но отошли от борьбы и сидели дома тихими мышками…

Ну а эти, что сидят сейчас здесь, не сложили оружия и готовы продолжать борьбу. Их мало, и они по-прежнему придерживаются разных позиций, но зато это самые стойкие, самые преданные солдаты революции. И Назаренко тёплым, дружеским взглядом ещё раз обвёл соратников, задерживаясь на каждом. За год совместной работы они стали ему почти родными: Степан Починкин с умным, интеллигентным лицом; кряжистый, рыжеусый, с добрым толстогубым лицом солдат Пантелеймон Сибиряк, как и Степан, дезертировавший со службы; сутулый морщинистый молчун Иван Вахреньков; черноволосый, скуластый, внешне спокойный, но с глазами, выдающими темперамент, Пётр Воложанин; старинный друг-противник Александра Корнеевича слесарь Илья Силин…

— Товарищи! — повторил Назаренко взволнованно. — Братья! Нас, социал-демократов, здесь всего 12 человек. Это всё, что осталось после арестов и высылок… Об обстановке в городе говорить не буду – сами знаете. Положение наше тяжёлое: сходки и митинги запрещены, многим из нас пришлось перейти на нелегальное положение, средств у нас нет, типографии – тоже, на гектографе же много не наработаешь… Литературу хотя и получаем кой-какую из Японии, но большей частью эсеровскую да освобожденцев, нашей очень мало…

Он помолчал, словно раздумывая, перечислять ли дальше трудности, стоящие перед революционным подпольем Владивостока, но лишь вздохнул и добавил:

— Но работать надо, товарищи!

Он сделал жест, приглашающий высказываться, и сел. Подумал досадливо о себе: «Не то, не так сказал! Прямо поминальную речь закатил!»

Слова попросил Пётр Воложанин. Как всегда, прежде чем начать публично говорить, он смущённо порозовел на скулах.

— Нас всего 12, сказал Александр Корнеевич. Много это или мало? Мало для того, чтобы возглавить борьбу приморского пролетариата и войска, когда они начнут новую атаку па царизм. Но много для того, чтобы готовиться к этой борьбе, вовлекать в наши ряды новых бойцов из числа сознательных рабочих, а также армейских и флотских товарищей. Пусть сейчас сходки и митинги временно, — Пётр налёг на это слово, — Временно исключены, но мы можем и обязаны вести агитацию листовками, а возможно, есть смысл вернуться также к старой, испытанной форме работы – к кружкам. При этом основное внимание, по-моему, надо обратить на порт и депо, где много рабочих…

— А нашего брата-солдата забыл? — подал голос Сибиряк.

— Нет, не забыл. Наиболее революционные части гарнизона, как известно, выведены из крепости и расформированы. А среди войск, введённых во Владивосток, надо начинать всё сначала. В части, видимо, следует направить наших опытных товарищей Василия Чаплинского и Степана Починкина. Мне думается также, что надо создать комитет нижних чинов…

— Уже был такой! — скривился Починкин.

— Был, да весь вышел! — добавил кто-то.

— Я имею в виду не болтунов и шкурников типа Шпура, — нетерпеливо отмахнулся Пётр. — А нелегальный временный комитет солдатских и матросских депутатов, который будет стоять на позициях социал-демократов и к которому в свое время перейдёт вся власть в дальневосточной армии!..