Буревестники

«Дорогой Кира! Получил твою эпистолу 1906 года марта месяца 2 дня. Из неё, а также из газет, сведения которых, впрочем, скудны и разноречивы, узнал о событиях во Владивостоке. Они напомнили мне Новгородское восстание 1650 года. Восстала тогда городская беднота и часть стрельцов. Поначалу все шло успешно: турнули царского воеводу, дворы богатеев разгромили. Власть в городе возглавил метрополичий приказный, или, по-нынешнему, чиновник, Жеглов. А потом всё остановилось: восставшие не знали, что делать дальше. Выход был один: идти на соединение с соседним, тоже мятежным Псковом. Но Жеглов оказался нерешительным вожаком и просто трусом. Он колебался, ждал чего-то и дождался: к Новгороду подошло войско князя Хованского, посланное царём. Простояв несколько дней под городом, Хованский без сопротивления вошёл. Руководители восстания были схвачены, пятеро казнено, более ста бито кнутом и сослано. Как видишь, история повторяется иногда. Мне кажется, ваш Шпур смахивает на нашего Жеглова…»

Часть вторая

Пусть сильнее грянет буря!

М. Горький

Глава VI

1

В нынешнем 1907 году ему исполнялось всего сорок семь. Он был не стар и красив, красив той мужественной и романтической красотой, которая отличает расхристанного, экзотического портового босяка от скучного чистюли чиновника; он был высок, широкоплеч, его славянское лицо, в котором проглядывались и азиатские черты, было иссечено морскими брызгами, частыми дождями и бесснежными зимними ветрами. Сорок седьмой год он стоял на крепких ногах здесь, на краю великой русской земли, на берегу Великого океана. Имя у него было русское, хотя и несколько необычное, – Владивосток.

Почему генерал Муравьев окрестил будущий город именно так? Потому что незадолго до этого на другом конце Российской империи основали крепость Владикавказ, из названия коей явствовало её назначение: владеть Кавказом! Аналогичным было назначение нового города: владеть Востоком!

Пасмурным, но тёплым июньским днем 1860 года парусно-винтовой транспорт «Манджур» с андреевским флагом, вяло свисающим с кормы, бросил якорь в гавани Владивосток. На пустынный берег высадились сорок солдат. Транспортом командовал капитан-лейтенант А. К. Шефнер, солдатским десантом – прапорщик Н. В. Комаров.

Офицеры понимали значительность момента, поэтому первым делом приказали вытесать флагшток, а когда всё было готово, построили нижних чинов и отсалютовали взвившемуся полотнищу саблями. Возможно, что потом господа офицеры вспрыснули это дело, откупорив прихваченную с корабля бутылочку «шампузы», и долго сидели на песочке у воды, покуривая и высказывая различные предположения относительно перспектив будущей крепости. А ещё потом, возможно, что они, устав от споров и слегка сомлев от жары и выпитого, растелешились, нырнули в тёплую солёную воду и долго плескались там, звонко, по-мальчишески гогоча от удовольствия.

Ну а нижние чины, не имевшие образования для определения путей экономического, военного и политического развития будущего города, а также времени для праздного досуга, сняли с себя ремни, закатали рукава белых солдатских рубах и по-мужицки поплевали на ладони: работы было невпроворот. Солдаты валили лес, строили казарму, кухню, склад, пробивали в густых зарослях дикого жасмина и багульника первые тропы. А когда тропы стали улицами, они получили имена Шефнера и Комарова. Имена же сорока солдат 3-й роты 4-го Восточно-Сибирского батальона навсегда остались неизвестными.

Пост был основан военными, а первым штатским жителем в нём стал купец – это и определило лицо Владивостока, он рос как военная крепость и как коммерческий порт одновременно. Двадцать лет спустя он был возведён в степень города, заимел полицейское управление, окружной суд и собственную газету. К тому времени в нём насчитывалось 8837 жителей (7933 мужчины и 904 женщины). Население начало быстро расти, как только открылась регулярная судоходная линия Одесса – Владивосток. Координаты нового русского порта – 132 градуса 02 минуты восточной долготы и 43 градуса 47 минут северной широты – становятся хорошо известными штурманам Добровольного флота.

Как в Мекку, как в землю обетованную, пошёл-поплыл во Владивосток славянский народ. «На зэлэный клын биля велыкого моря» устремились безземельные хохлы, с мечтами о вольной землице ехали «встречь солнцу» русские мужики тульских, рязанских, орловских и прочих губерний. Но не только крестьяне, тщетно надеявшееся на землю, на волю, на лучшую долю, гнали сюда, в новые, неизведанные края, – честолюбивые офицеры, неудачливые чиновники, русские и иностранные купцы, а также истинные патриоты и исследователи, революционеры, сосланные царём из обеих столиц, и каторжники, беглые и освобождённые, искатели приключений и флибустьеры всех мастей и просто люди, испытавшие удары судьбы и жаждавшие начать всё сначала на краю света. Каждый пароход с переселенцами на борту, приходивший во Владивосток, представлял собой Ноев ковчег с «чистыми» в каютах и «нечистыми» в трюмах.