Бургомистр города Верне

Может быть, следовало прибегнуть к смирительной рубашке? Один раз это тоже правда — безумную привязали к кровати. Полотенцами — так, чтобы не поранить. Терлинк позвал на помощь Марию в надежде капитально убрать комнату и вымыть покрытую пролежнями больную.

Однако у Эмилии случился такой приступ, что она зубами искромсала себе губу, а глаза у нее закатились так, что страшно было смотреть.

Сегодня она вела себя тихо. Тянула свою жалобную мелодию, играя с собственными пальцами и, похоже, даже не замечая присутствия отца.

Спустившись, Терлинк зашел к жене, наклонился над нею, прикоснулся ко лбу губами.

— Добрый день, — поздоровался он.

Она устало подняла глаза, боязливые и покорные одновременно. Потом, словно для того чтобы придать Себе бодрости, торопливо глянула на сестру.

— Удалось поспать?

— Очень мало, — отозвалась она почти неузнаваемым голосом. — Но это ничего. Скоро я усну надолго-надолго.

Слезы приподняли ее морщинистые веки, покатились по щекам. В комнате было пасмурно и печально. Здесь тоже пахло болезнью и ее тошнотворной кухней.

— Я попросила, чтобы меня навестил священник… Вы не сердитесь?

Терлинк отрицательно покачал головой и вышел. Это был его дом! Он завернул к себе в кабинет за сигарами и машинально обошел то пресловутое место, которое определял с безошибочной точностью, хотя оно не хранило никаких следов.

Пасха уже минула. Терлинк носил теперь не выдровую шапку, а черную шляпу и, когда не было дождя, выходил на улицу в одном пиджаке.

Он пересек площадь, пробираясь между овощами, птицей и здоровавшимися с ним женщинами. Перед ним на фоне серого дня высилась башня и толчками двигалась по кругу стрелка часов.

Не его ли была и ратуша?

Там над камином висел Ван де Влит в своем карнавальном наряде. Там Терлинка ждали кресло и бумаги, аккуратно разложенные на столе.

— Господин Кемпенар, попрошу…

— Добрый день, баас. Госпоже Терлинк лучше?

Кемпенар почитал своим долгом каждое утро скорбным тоном осведомляться о здоровье жены бургомистра.

— Ей все так же плохо, господин Кемпенар. К тому же это вас не касается.

Терлинк взял у секретаря из рук почту, но не затем, чтобы ее просмотреть. Напротив, он немного отодвинул свое кресло, пыхнул сигарой, чтобы окружить себя дымом, и посмотрел секретарю совета в глаза:

— Скажите, господин Кемпенар, давно вы были в католическом собрании?

— Я играл в пьесе, которую давали в прошлое воскресенье.

— Не прикидывайтесь дурачком, господин Кемпенар. Вы же знаете: я говорю не о ваших клоунадах. Были вы в собрании в понедельник?

Секретарь понурился, словно пойманный на месте преступления.

— Вы оставались внизу, не так ли? Но, похоже, те, кто входит в Малое собрание, заседали на втором этаже?

Точно, как в день, когда обсуждался вопрос о Леонарде ван Хамме. Игра была все та же. Второсортные члены, вроде Кемпенара и ему подобных, бродили внизу по залу, где с прошлого воскресенья еще стояли неубранные декорации и где из экономии горели всего одна-две лампочки. Там пили скверное, вечно теплое бутылочное пиво и пытались угадать, что происходит наверху в гостиных с зелеными бархатными креслами. Оттуда доносились голоса. В воротах то и дело появлялись люди, устремлявшиеся вверх по лестнице.

— Не стоит смущаться, господин Кемпенар. Сами видите, я в курсе. Можете сказать, кто был в Малом собрании?

— Нотариус Команс. Сенатор Керкхове. Еще господин Мелебек с другим адвокатом, чья фамилия мне не известна.

— Кто еще, господин Кемпенар?

— Больше не помню… Минутку… Нет… Возможно, каноник Вьевиль. Мне кажется, я заметил его сутану на лестнице.

— Это все?

Зачем лгать, если знаешь, что правда все равно выплывет?

— Присутствовал ли на заседании Леонард ван Хамме?

— Да, мне об этом говорили.

— Что вам еще сказали, господин Кемпенар? Разве Леонард теперь не в наилучших отношениях с этими господами?

— Да, похоже, они ладят.

— Разве он вчера не заходил в ратушу? И не зашел в вашу канцелярию поздороваться с вами?

— Он по-прежнему муниципальный советник, и я не вправе запрещать ему…

— Что он вам сказал?

Это был прежний Терлинк, тот, что наводил на всех страх, — холодный, невозмутимый, неподатливый, как печной камень.

— Он говорил со мной о разном…

— И объявил вам, господин Кемпенар, что не замедлит сменить меня в этом кресле. Вот что он вам сказал и что вы не осмеливаетесь мне повторить! А вы ответили тем, что поддакнули ему. Потому что вечно боитесь потерять свое место, не так ли, господин Кемпенар? У вас очень грязная рубашка, а мне нужно, чтобы мои служащие выглядели прилично. Сделайте одолжение, меняйте почаще белье, господин Кемпенар. Вы свободны.

В десять утра он зашел в «Старую каланчу» к Кесу. Там сидели только несколько огородников, которые принесли с собой еду и заказали лишь по большой чашке кофе с молоком.

Терлинк прошел в глубь зала, за стойку, поближе к бильярду, и Кес сообразил, что должен последовать за ним.

— Что они решили? — не садясь, спросил Терлинк вполголоса.

— Кажется, нотариус Команс ходил за Леонардом. Но тот не хочет больше выдвигать свою кандидатуру. Команс заверил его, что у вас со дня на день будут неприятности.