Бургомистр

— Ростовский я, — сказал перебежчик. — Срочную проходил в 38 стрелковой дивизии. Мне бы до дома добраться, я там сховаюсь, мне эта ваша война знаете где.

— Не обещаю, — сказал я. — До конца войны будешь на хозяйственных работах. Нам крепкие руки очень нужны.

— Есть у меня для вас ценная информация, — сказал парень. — В новогоднюю ночь в расположение нашего отряда прибыла на аэросанях группа под командованием капитана Емлютина, человек шестьдесят, я точно не считал. Экипированы с иголочки, и со жратвой у них всё в порядке, и с вооружением. Так вот, эта группа имеет приказ, бургомистра, — он посмотрел на меня, — они так вас называют, и комбрига Каминьского ликвидировать. Когда, не знаю, но, видимо, в самые ближайшие дни.

— Провокация? — спросил Каминьский, когда перебежчика увели.

— Не факт. Решение ликвидировать тебя и меня вполне логичное. Как говорится, рыба тухнет с головы, вот голову и надо отсечь, вполне по-большевистски. В НКВД работают неглупые люди, они удостоверились, что у нас не стихийное образование, которое развалится от первого же грозного пука.

— Красиво, конечно, — сказал Каминьский, — было бы заманить эту группу Емлютина в Локоть, здесь накрыть и потом судить всем миром, чтобы рассказали, какие они народные мстители.

— Предлагаю поступить следующим образом, — сказал я. — Объявим, что восьмого января в театре (сельский клуб мы переименовали в свободный театр) состоится первое заседание партии «Викинг». Мол, будет всё руководство. Лучшей засады не придумать.

— Рискованно, Константин Павлович, — сказал Каминьский. — Они профессиональные диверсанты, каждый десятерых наших стоит. Глупо получится, если в заварухе руководство погибнет.

— В здании только я буду находиться. На глазах у всех жителей отправлюсь на торжественную церемонию. У партизан, наверняка, в городе свои стукачи есть. Я и послужу приманкой, ну, а твоя задача не облапошиться, когда незваные гости в театр явятся.

Я положил пистолет Токарева во внутренний карман пиджака. Давно не стрелял, почти двадцать лет, из пистолета даже не помню, стрелял ли вообще, я же пулеметчиком был и в мировую, и на Гражданской. Анна в курсе, кого ждём сегодня вечером. Самообладание у неё, позавидуешь. Поговорили за обедом о мелочах, Ганночка пропадает целыми днями в Брасовском лицее, преподает математику, часто остаётся ночевать в комнате для учителей.

«Во всяком случае, это официальная версия», — чуть заметно улыбается Анна.

— Есть подробности о кавалере? — спрашиваю я.

— Ни слова, — говорит Анна. — Нынешняя молодежь скрытная, стесняются там, где не надо.

— Ну ладно, — говорю я. — Придёт время, скажет.

Ночью в подвале театра разместили сотню самых толковых бойцов РОНА. Надеюсь, что прошло незаметно, после десяти вечера в городе действует комендантский час. Наблюдатели расставлены по всему периметру вокруг Локоти. Если будет возможность, Каминьский тут же известит о подходе партизан.

Если они подойдут, я смотрю на часы, без четверти семь вечера. Должны подойти, хорошие диверсанты всегда на вес золота, они не могут вечность сидеть в лесах и надеяться, что бургомистр, надо же, как назвали, каждым штрихом хотят подчеркнуть, что неметчина всё это, противное истинным русским, отправится грибы собирать или с девками втихаря шалить. Должны подойти, красные на волоске над пропастью, Москву отстояли, как я понимаю, из последних сил, для них каждый победный жест ценнее десятков человеческих жизней.

Каминьский прислал с нарочным записку: «Идут со стороны села Игрицкое тремя колоннами, около пятисот человек».

Много, подумал я, бойню хотят устроить до начала комендантского часа.

Я быстро написал короткий приказ: «Патрулям всех жителей загнать по домам, причины не объяснять. Шесть пулемётов разместить на чердаках соседних к театру домов. В бой не вступать, даже если будут потери личного состава. Дождаться, когда колонны войдут на площадь и косить кинжальным огнём. Выезды из города перекрыть танками и автомобилями с лучшими стрелками».

Я вручил приказ нарочному: «Стрелой лети!» и спустился в подвал.

— Сколько у тебя пулемётов?

— Один, — ответил командир роты. — И двенадцать автоматчиков.

— Всем на крышу. Лежать тихо, без моей команды не стрелять.

Я закурил и пристроился в уголке широкого подоконника. Пыльная тяжёлая штора напомнила новогодний маскарад. Когда война закончится, поедем с Анной в Крым, в Судак, на месяц, а лучше на два. Я читал когда-то в газете очерк про этот Судак, автор утверждал, что волшебное место. Будет гулять босиком по тёплому песку, жарить вкусную рыбу и пить холодное вино.

С окраины города послышались первые выстрелы. Я посмотрел на часы, восемь пятнадцать. Плохо, что не было возможности предупредить жителей. Патрули не успеют всех разогнать по домам.

Я поднялся на крышу:

— Слушай меня! На город наступает отряд диверсантов. Задача ваших товарищей загнать их в ловушку на площади перед театром. Огонь открывать только по моей команде. Вопросы есть?

— Нет, — прозвучал неровный хор.

Я лёг рядом с пулемётчиком:

— Опыт есть?

— Есть, — ответил тот. — Я и в Финскую воевал.