Буря

— Я королева Станхенга! И забыла я тут свое королевство.

Недовольная гримаса исчезла с лица Хуракана так же быстро, как и ветер сменил свое направление. Теперь старец вновь заулыбался и спросил:

— А разве королева не может делать то, что посчитает нужным?

Эльба опустила плечи. Неужели все было гораздо проще? Неужели можно было хотя бы на мгновение поддаться зову своего сердца и притвориться свободным человеком? Она была королевой, она имела право жить так, как считала нужным! Кто посмел бы помешать ей? Кто посмел бы с ней спорить?

Девушка кивнула и решительным шагом побрела за Хураканом. Его балахон полз по каменным ступеням, словно белая вуаль. Седые волосы ниспадали по горбатой спине.

У Эльбы внезапно открылось второе дыхание, сердце наполнилось силой, смелостью и отвагой. Она стремительно неслась за Хураканом, но как только она оказалась на пороге небольшой комнатки, отведенной под лазарет, воздух разом выкатился из ее легких. О на остолбенела, распахнув от ужаса глаза. Там, посреди мрака и бликов хрустящего в камине костра, на деревянном столе лежал Аргон, трясущийся в жутких судорогах.

Девушка резким движением прикрыла губы и прошептала:

— Боже мой.

Его окровавленная рубаха валялась на полу. Вспотевшая кожа блестела и тонула в крови. Широкий порез пересекал тело юноши от плеча до бедра, и кровь сочилась, текла и бурлила, словно внутренности Аргона кипели от жары. Эльба порывисто кинулась вперед, вытянув перед собой руки, и застыла перед мужчиной, коснувшись пальцами его лба.

— Аргон? Позвала она хриплым голосом, но он не услышал.

Е го глаза были закрыты. Г убы двигались, словно он что-то шептал, а руки тряслись, сжатые на рассеченной груди. Девушка в панике погладила бронзовые волосы юноши, его испачканные в пыли и поте щеки. Он дернулся, а она зашептала:

— Все хорошо. И сама не поверила своим словам. У нее вдруг подкосились колени, но она упрямо выстояла и придвинулась к предводителю, не представляя, отчего кровь не останавливалась и до сих пор стекала по его телу, да и по деревянному столу. Что с ним?

— Лихорадка, моя дорогая.

— Вы должны помочь.

— Мы должны. Один я не справлюсь, а сейчас лишних рук нет рядом. Только вы. Вас я не ожидал увидеть, но раз уж так получилось…

— Говорите, прервала старика девушка и метнула в его сторону острый взгляд, что мне делать?

Хуракан закатал испачканные в крови рукава и подлетел к столу. Он поморщился, посмотрев на израненную плоть друга, и выдохнул.

— Я раскрыл его раны, ведь они загноились. Потому он вновь истекает кровью. Надо бы обработать их, и я обработал. Н о надо еще раз. А потом вот это понадобится. Старик отскочил от Эльбы, достал из ящика катушку ниток, сверкающую иглу и протянул вперед. З ашейте, моя дорогая, пока я буду готовить новый отвар. Отвар важный! Он ему срочно нужен, пока у него мозги не закипели.

— Зашить?

Эльба испуганно содрогнулась, а Хуракан кивнул, поставил на столик миску с серой, отвратительно пахнувшей жижей и довольно усмехнулся:

— Уверен, речные нимфы хорошо штопают.

Девушка пару раз глубоко выдохнула, посмотрела на Аргона и почувствовала, как в груди потяжелело. Юноша выглядел таким беззащитным, синеватые губы дергались, веки шевелились. Ему было очень плохо. А он ведь казался совершенно неуязвимым.

Эльба окунула ткань в отвар и медленным движением придавила ее к жутким ранам. Аргон застонал, а она виновато поджала губы:

— Простите, в ее глазах закололо, простите меня.

Он сипло дышал. Эльба зажмурилась и продолжила обрабатывать раны лекарством, чувствуя, как предательски дрожат колени. Но она не отступала. В Аргоне еще теплилась жизнь, и она не намеревалась опускать руки, пока он не придет в себя.

Какая же жуткая рана была у него на груди. Кровь сочилась вместе с гноем. Девушка аккуратно вымывала его, стараясь не обращать внимания на рычания предводителя, будто из него вырывался дикий зверь. Юноша вертел головой, а Эльба заботливо шептала:

— Все хорошо, тише.

— Мак всегда был дураком, неожиданно признался старик, мешая вонючую жижу в маленьком котелке, ему часто доставалось в детстве, потому что он совал свой нос туда, куда не следует. И вот, кажется, привычка никуда не делась. Эстоф бы треснул его!

— Эстоф его бил?

— Всем детям полезно иногда получать затрещины.

— Мой отец никогда не поднимал на меня руку.

— Но вы же девушка, моя дорогая, Хуракан со свистом выдохнул, это другое. Сын и отец… тут особенные отношения! Эстоф любил этого паршивца. Он начал им гордиться, когда тот еще на свет не появился. У них в роду все дети поздние, знайте ли. Мы деревней начали праздновать уже заранее, за пару месяцев до рождения. Бригида велела назвать его Аргоном. С моранского это «громкий», и я тогда ей сказал…

— Вы знаете моранский?

— Разумеется, девочка моя! А как мне еще с духами общаться?