Буря

…Такое вот довольно безыскусное, но, впрочем, достойное влюбленного поэтишки стихотворение. Но тогда то я прямо-таки днями и ночами среди этих и тысяч им подобных строчек жил! Возлюбленная мне не отвечала, и бродил я по этим тропинкам мрачный и нелюдимый, все воздыхал, все слезы лил, и чувственность то моя возросла до такой степени, что стал я уж и камни на которые она ступала целовать, а порою так страдал, что и в обморок падал. Ну, так вот, а однажды довелось мне видеть, как некто из города выгуливает собаку, вижу — собака то эта так на одну тропку и рвется, что-то мне сердце тогда зажало, вот и спрашиваю у хозяина ее, что это она так рвется-то, а тот и отвечает: «Да вот, у моего кобеля это любимое место, на этой тропке он совсем голову теряет — только и держи его на поводу. Он и рвется во все стороны, он и хвостом виляет и скулит, а все потому, что на этой же тропке выгуливают некую сучку — он то запахи ее чувствует, вот и кружится у него голова, вот и рвется — инстинкт, стало быть». Я то задрожал тогда, спрашиваю: «А он то и не понимает, наверное, что — это у него инстинкт?» — «Да, нет, конечно. Запах чувствует, восторг, жжение во всем теле чувствует, пена то изо рта течет, хвостом так и виляет…». Вот тогда то и сравнил я себя с этим псом, ну у меня то, конечно, извилин побольше, стало быть — не стану хвостом вилять, а стану рифмы придумывать; стало быть — не метить стану камни, а к этим самым камням губами припадать, да стонать о том, что нет ее рядом, всякими «высокими чувствами» себя тешить — поскуливать, то бишь. А еще и стихотворение, которое раньше уже привел вспомнилось мне, и тогда уж очевидным сравнение стало, уж здесь от этого пса, с большим количеством извилин. Нет, ну право, дайте вы этому псу побольше извилин, язык получше, чтобы скулеж его мог делиться на большее число внятных звуков, на буковки то бишь — и вот уж стишочки собачьи готовы:

Вот будка, улочка, дворы,
И ты бежишь от детворы,
Здесь след твой острый уловил
И громко, жалобно скулил!..