Буря

А Вэллоса продолжало нести бесовское веселье — сначала то он отскочил в сторону, и уж оттуда продолжал пристально вглядываться. Ему вновь хотелось выкинуть что-нибудь; и тут уж стремительно лезли в его сознание образы — например: он подхватывает Рэроса, сажает его в седло задом наперед, и еще бьет коня, чтобы он быстрее нес. Конечно, образы безумные, даже и тошные; и понимал он, что все это безумие, хаос — но ничего не мог с собою поделать.

Вот он бросился к отцу, и уж от одного понимания, что он задумал, что сейчас осуществить придется — в глазах его темнело, он даже и зубами скрежетал, но, ведь — осуществил же! Он видел, как мука сошла с лица адмирала, как он ясно улыбнулся, шагнул навстречу сыну, объятья свои распахнул. А Вэллас то поднырнул под эти объятья, подхватил отца обеими руками, и, ведь — все силы в рывок этот выложил! Он поднял адмирала в воздух, и отбросил его шагов на пять, в грязный, покрытый вкрапленьями земли сугроб; затем бросился к коню.

Он уж ничего не слышал — в ушах его бешено гудело, стремительные раскаты раскаленной крови грозились разорвать голову, а он и теперь не мог остановиться; и теперь жаждал что-нибудь придумать. Вот он решил мчаться на эльфов, выхватывать их из седел, подбрасывать в воздух… и это казалось ему легким, словно бы эльфы и не могли оказать ему никакого сопротивленья, словно бы все это были его владенья — его долина грязевая.

— Остановись, спокойно, тихо, медленно с коня сойди. Улыбнись ясно, взгляд опусти, на колени плавно стань, легко-легко на душе твоей станет. Послушайся меня, ради любви… Тихо, тихо…

Этот завораживающий, тихий голос напевом нежным коснулся Вэллас, и он послушался, он потянулся к этому голосу, и вот каким-то неуловимым движеньем, как во сне, оказался стоящим на коленях, перед Гил-Гэладом. Правитель эльфов положил ему на голову свою большую, теплую ладонь, тихим голосом приговаривал:

— Из золотого дня сплетенья —
Видение далеких дней;
Из первых птиц весенних пенья —
Горенье ласковых огней.
Ведь каждый, в годы пробужденья,
Сидел с родным у огня,
Смотрел на искорок круженье,
Весь мир в душе своей любя.
Огонь спокойно, тихо греет,
Потоком огненным кружа,
Тебя он в памяти лелеет,
В росинках утренних дрожа.

* * *

В ту ночь, как не жаждал обратного Альфонсо, армия Гил-Гэлада осталась возле тракта, и в эту ночь мало кто спал. Эльфы и люди были заняты тем, что обходили окрестности, собирали остатки погибших — и редко находили тело по которому можно было определить, кто это — чаще находили что-нибудь бесформенное, так что и не понять было — от человека, эльфа или же коня это осталось…

Альфонсо, обнявшись с Нэдией, сидел в небольшом шатре, против Гил-Гэлада, а, кроме них, никого там и не было.

— Ну так — будет ли мне сила выдана? — вопрошал Альфонсо, и пристально, и с мольбою вглядываясь в глаза эльфа.

— Ты ведь знаешь, какие на тебя обвинения. — был ему задумчивый и тихий ответ.

— Да что же мы тут сидим! — взорвался Альфонсо. — …Не хотите!.. Да что я время на разговоры трачу!..

И тут он вспомнил про Угрюма, вспомнил и про Гвара, зычным гласом выкрикнул их имена, и тут же получил ответ — громкое собачье лаянье, и тяжелый стук копыт, где-то поблизости.

— Вот видите — стоило мне только вспомнить!.. Они словно в моем сознании живут… Безумно все это, конечно, но и к дьяволу же! К дьяволу!.. Угрюм, ко мне!

Стук копыт остановился совсем близко, и вот черная конская морда просунулась в шатер, оказалась прямо над плечом Альфонсо, который стал подниматься, и стремительно при этом выкрикивал:

— Да вы сгниете здесь все!.. Проклятое болото… Сколько же можно оставаться на месте! Я не могу ждать! Нэдия — вперед!..

И он уже собирался вскочить в седло, как замер, и бросившись к Гил-Гэладу, склонивши свое, вновь напряженное лицо прямо над ним, выкрикнул:

— О, нет-нет! Я не уйду! Я же чувствую, что моя судьба с этим войском быть. И я покажу вам, какой силой обладаю.

— Зачем же еще что-то показывать? — спокойно спрашивал Гил-Гэлад. — …Я уже кое-что знаю, и вот думаю, как тебе помочь… Скажи — не мечтал ли ты, смертный, увидеть Валинор?

— А-а — слышал я уже эту песню. Что мне этот Валинор, когда в душе покоя нет?!

— А воспоминанье? Ты же счастлив сегодня был…

— Да был! А где мой отец, где прощенье его?! Я запутался! Я ничего не знаю!.. А сейчас…

— Я прошу тебя останься…

Но Альфонсо уже вскочил в седло, уже сидел там, намертво обхватив Нэдию, выкрикивал:

— Не бойтесь! Вернусь сейчас! Вы только выйдите из шатра, увидите, что я сейчас устрою!..

Не успел он еще это договорить, как Угрюм, с готовностью, понес его прочь, в ночь, наполненную походными шатрами и кострами (как уже говорилось, там было не так много люда). Угрюм нес их куда-то прочь, а Альфонсо выкрикивал: