Буря

— А вы, разве вы со мною не поскачите? Разве же здесь останетесь? Да нет — не оставлю я вас! Что они с вами делают?! Я не позволю!

— Ничего, ничего, маленькая. Они со мною ничего больше не сделают. Уж все можно то и сделано; ну, а если бы и мог — не поскакал бы — мне в той жизни места нет… Ну, прощай. Не поминай лихом. Прощай, прощай, родная!

Она плача простояла некоторое время, затем, все плача, молвила:

— Прощайте, прощайте! Я вас никогда, никогда не забуду! Потому не забуду, что вы первый меня полюбили. Вы меня из мрака вырвали, вы клятву свою сдержали… Мы встретимся еще! Да?! Да?! Ну — прощайте, прощайте!

Тут она, в величайшем волнении, махнула ему ручкой, и бросилась к выходу. Легкие шажки вскоре замерли в отдалении, а створки, завораживающе плавно стали закрываться.

— Ну, все. — говорило темное создание. — Теперь ты все видел, пришло время исполнять свое обещание.

— Нет!.. Не все видел. Когда ее повезут? Неужели она останется здесь хоть ненадолго! Как же она может бегать здесь?!.. Тут же все в орках! Ну, как же пробежит через ту залу, которая пьяными орками кишит?! Нет, немедленно пошлите вместе с ней какую-нибудь охрану, чтобы через ту залу провели, на сани усадили, чтобы немедленно уезжала она отсюда; вот тогда будет «все»; вот тогда и исполню свою клятву.

И вновь темное создание подало палачам какой-то условный знак — они высвободили его, и держа за руки, протащили (так как он не мог передвигать ногами), к непроницаемо черной, похожей на воронье око глади, которая висела на стене, в окружении, пульсирующего кровью орнамента.

— Чего ж ты волнуешься? — усмехалось создание. — Мы ж тебя не обманываем. Ну, смотри же…

По черной глади, волнами пробежала дымчатая пелена, и вот появилось изображение той самой огромной, заполненной орками залы. Вотпоявилась девочка, по ее щекам катились слезы, волосы, при каждом движенье, словно крылья, развивались за ее спиною. Она стремительно бросилась через залу, и не один орк не посмел заступить ей дорогу — более того, эти грубые, пьяные создания, даже боялись, стоило им только увидеть эту маленькую, стремительную фигурку, и они пятились, они замолкали, провожая ее взглядом.

А она, не разу не остановившись, но устремляясь все быстрее и быстрее, с сильной мукою в очах, пролетела через залу, выбежала наружу, где во все разразилась метель, и снежинки летели плотную стеною, и выли волки, и еще кто-то двигался во мраке.

А девочка бросилась к золотистой, запряженной тремя черными лошадьми карете, которая стояла в нескольких шагах от двери, на обочине дороги. Она открыла дверцу, и стало видно, что там все заполнено какими-то кушаньями, вовсе даже и не орочьими, но награбленными где-то. Девочка еще раз взглянула на башню, а Сикусу показалось, что прямо в его глаза — и он чувствовал, что очи эти — дорожка в иной, прекрасный мир, в который он так жаждал порою вырваться.

Какие же недостижимо прекрасные, полные нежным чувством очи! С какой же страстью потянулся он к ним из того, что окружало его; как же больно ему было от осознания того, что видит их в последний раз, а впереди — только мрак, да боль. Но он только уткнулся лицом в холодную поверхность, и сквозь вой метели смог различить ее голос: «Прощай, я никогда тебя не забуду!»

А потом она села в карету, закрыла дверку, и в то же время, черные кони сорвались с места, и понесли ее в ночь. Еще через несколько мгновений уже нечего не было видно, только метель свистела, да выл, вместе с волками плотные и стремительный снежный вихрь.

Вновь, по поверхности, пробежала призрачная пелена; вновь поверхность стала столь же непроницаемой, как око ворона, и вновь нахлынула тишина. Сикус в ужасе огляделся: создание сидело на черном троне, чуть выгнулось к нему, и ожидало, когда он заговорит…

— Подождите, подождите. — забормотал Сикус…

Он никак не мог поверить, что теперь вот надобно выдать своих друзей, что он уже дал клятву, и что ничего уже не стоит перед этим предательством; от того, что сейчас вот он скажет, и ничего уже не поправить, и будут все они обречены на смерти, а он — на муки адовы. И он молчал, считая мгновенья, цепляясь за каждое из этих мгновений, пока еще можно было исправить, и вот, наконец, дрожащим голосом выкрикнул:

— А я не верю вам! Это не она — это призрак был! Все наважденье! Вы не могли ее так быстро привезти! Откуда вы все так быстро узнали?! Нет — вы не выполнили своей клятвы! Она сейчас окровавленная, еле живая должна быть, а то вон как через залу полетела! И орки ее испугались! А потому испугались, что призрака увидели!.. Сейчас надо ехать в ту деревню, и высвобождать ее настоящую, ежели она жива еще!

— Я знаю больше, чем ты. Я сразу все понял, и велел ее привести. Мы знаем заклятья, которые не только наносят, но и излечивают раны. Что же, если хочешь, так верь, что это был призрак, а настоящая уже умирает. Верь, если тебе так легче.

— Нет, нет, нет! — в ужасе выкрикивал Сикус. — Конечно же — это была она!.. Да — она свободна!

— Ну, все — довольно болтать. Теперь пришла твоя очередь исполнять клятву.