Буря и натиск

— Давай, растрезвонь еще на всю округу!

— Да ты полегче, — обиделся Хилый. — Разве я угрожаю чем-нибудь? Просто давно за вами наблюдал. Партизаните хорошо, но шило в мешке не утаишь. Морковка слишком часто ошибается. Слушает наши разговоры и не может скрыть реакцию. Хоть у меня и очки, но я не слепошарый, так что дурачка из меня не делайте.

— Ты сам делаешь! — ответил Крот, убирая руку.

— Так я прав?

— В чем?

Хилый воздел глаза к небу.

— Какой ты трудный, Крот! Ничего я не сделаю ей, ничего не скажу сержанту и другим, если сами не догадаются. Хотя, подозреваю, Гробовщик в курсе дела, может, первым и узнал, учуял своей чародейской душой. К тому же я слышал, как вы разговариваете…

— Когда? — спросил Крот, глядя на него.

— Тогда, ночью.

— Так…

Этайн только сейчас поглядела на гоблина. В ее больших глазах загорелся холодный огонек. Хилого это не смутило, ботаник подмигнул пленнице, щерясь от уха до уха.

— Понимаю, что вторгся на чужую территорию, узнал страшную тайну, но что поделать.

— Вот именно, — сказал Крот. — Что делать будешь?

— Да ничего. Это, в конце концов, ваши дела… к тому же чего только на войне не бывает. Морковка скрывала и скрывает многое, ты…

— Не продолжай, — прошипел подпех.

— А я не боюсь, — отреагировал Хилый тут же. — Любопытство не порок.

— Как посмотреть.

— Если боитесь, что я разнесу эту весть, то ошибаетесь.

— Как я могу тебе верить? — спросил Крот. — По-моему, ты трепло.

— А вот здесь обижаешь, — посерьезнел Хилый.

Крот выплюнул слюну на размягченную недавним дождем дорогу. Навстречу, с левой стороны, ехали грузовики, за ними полз трофейный полутрак с намалеванным на борту новым символом — рогатым черепом. Подпех не знал, какому подразделению он принадлежит.

Над краем бронированного борта торчали гоблинские головы, покрытые сажей.

— Ладно, умник, извини.

— Ерунда. Чего ж я, не понимаю? Морковка, ну скажи что-нибудь!..

— Меня зовут Этайн!

Крот вздрогнул. Ему показалось, что она почти прокричала. Может, так и было, но рокот идущих колонной машин приглушил ее слова.

— С ума сойти! — выдохнул Хилый. — Потрясающе! Акцента почти нет! Где научилась?

— Тебе не все равно, герой?

— Обалдеть, сдохнуть!

— Ты долго намерен восторгаться? — проворчал Крот. — Она что-то сказала, ты удовлетворился, а теперь отвали.

— Отвалю, конечно, отвалю. Можете наслаждаться друг другом.

— Полегче, ботаник, — рыкнул Крот.

— Может, хватит? — спросила Этайн. — Он сказал, что не будет никому рассказывать. И не расскажет.

— Очень справедливое замечание.

— На твоем месте я бы не стал увлекаться… Сказочник или кто-то из них могут обернуться в любой момент.

— Ладно тебе, Крот, — сказал Хилый. — Никому до вас дела нет, не надо думать, что вы, или ты один, пуп Злоговара. Шелианда, прости, Этайн.

— Не любезничай понапрасну, умник.

— Я потрясен. Нет, правда. Я подозревал, что за этими прекрасными глазами скрывается неординарный интеллект, но чтобы вот так, враз получить доказательства!

— Получил? Что я такого сказала?

— Подчас слова не важны, достаточно одних интонаций.

— Заткнись, Хилый! Нашел время трепаться! — прорычал Крот. — Дождись привала, что ли, если так невтерпеж! И что это за… прекрасные глаза?.. С врагом любезничаешь?

— Ну и дурень ты, Крот. Отвлекись хотя бы немного, вспомни, что ты уже перешел через… короче, не прикидывайся злым и страшным. За эти дни… словом, ты стал совсем другим. Не знаю почему, хотя догадываюсь. Но это не мое дело. Каждый выращивает те цветы, какие может, — отозвался Хилый, ускоряя шаг. — Ладно, оставлю вас одних. Не отставайте сильно. Если потеряетесь, Сказочник расстроится.

Этайн проводила ботаника хмурым взглядом.

— Ты просто молодец, Крот, — сказала она.

— Зачем он полез? Зачем ты… заговорила?

— Он знал, знает Гробовщик…

— Да? Может, и сержант с костоправом?

— Нет. Они нет.

— Откуда такая уверенность?

— Чувствую.

— Успокоила.

Этайн опустила голову, пряча улыбку. Если Крот ничего такого за собой не замечал, то от нее нельзя было этого скрыть.

* * *

Изредка по обеим сторонам тракта росли одинокие деревья. А на них, не так уж и редко, — трупы, подвешенные за шею. Мертвые эльфы взирали с высоты искаженными лицами, тронутыми в той или иной степени разложением. Обрывки одежды, как правило формы, болтались на ветру. Этот же ветер разносил в горячем воздухе смрад мертвечины.

Гробовщик протер глаза, прищурился, чтобы разглядеть, что написано на табличках. Четыре полуистлевших тела висели почти над самой дорогой. На ветках по соседству с мертвецами отдыхали сытые вороны. Одна из них, правда, не стеснялась и продолжала обедать.

— Интересно? — спросил Сказочник, поравнявшийся с гобломантом.

— Не то слово. Каждый день новые грани борьбы за существование наблюдаю, — ответил Гробовщик.

— Грани?

— Они самые. Реконкиста не просто война, сержант. Мы и эльфы боремся за место под солнцем.

— Серьезно?

Чародей повернул голову, проверяя, шутит Сказочник или нет. Сержант не шутил.

— Все так или иначе сводится к этому. Мы убиваем их, чтобы вернуть себе не просто землю, а территорию для проживания и размножения, а без этого нельзя.

— Да. Без траха никуда.