Буря и натиск

— Абсолютно истинное замечание, — ответил Хилый. Горящий, ревнивый, по-настоящему ревнивый взгляд Крота не произвел на него никакого впечатления. — Сегодня, встретив доловаров, я имел возможность посмотреть на проблему с иного угла зрения. Это потрясающе. Тут есть над чем подумать.

— Смотри, башка лопнет, — предупредил Крот. — Кто же тогда будет водружать флаг над Главной Цитаделью?

— У нас в Армии сплошные герои, — ответил Хилый. — Всегда говорю: я всего лишь скромный боец. Правда, теперь скромный капрал, но сути это не меняет.

— Дурень ты скромный, — ответила эльфка, попросив у Крота фляжку с водой.

Хилый почесался, не стесняясь, что при «даме».

— Странная у нас миссия. И сержант, думаю, теперь не знает, какова ее цель.

— Цель та же, — бросил Крот.

— Та же, да не та. Кого мы раньше вели? Врага, да к тому же, как предполагается, опасное магическое оружие, секрет которого, кровь из носа, надо разгадать нашим квалифицированным чародеям. Мы и охраняли, и стерегли Этайн, понимая, как все это важно. А теперь чего? Кого охранять?

— Меня, — сказала эльфка. — Я ведь не бессмертная.

— Да, правда. Но все едино — идеологическую, так сказать, подоплеку наша миссия потеряла. Теперь ты вроде этих, доловаров… Не смотри на меня так, Морковка, извини, Этайн, но мне очень хочется спросить тебя: почему? Простой вопрос задать… Но ведь ты не ответишь…

— Скорее всего, нет, — отозвалась Этайн.

— Не ответишь… Подозреваю я, что не единого дня размышлений это результат. Не сиюминутного порыва. И не без помощи, пусть и невольной, со стороны…

— Не надо намеков, — огрызнулся Крот.

— А при чем здесь ты? Не дергайся. Я говорю о сегодняшней занятной экскурсии. Я краем уха слышал беседу между Гробовщиком и сержантом и полностью согласен с кудесником. Грани одного и того же явления. Не играющие ли среди гоблинов дети заставили тебя взглянуть на нас по-другому, Этайн?

— Будь добр, заткнись! Вот уж не думала, что среди вас встречаются такие брехуны! Раньше думала, что у вас одна извилина встречается на сто голов, а по части разговора и слова не вытянешь. Все по той же причине, потому что речь мозгов требует. Но поди ж ты — умник на умнике, говорун на говоруне. Я слышала, что молол ваш гобломант.

— И каково же мнение? — улыбнулся Хилый.

Этому хоть кол на башке теши, подумал Крот.

А ведь права Этайн. Говоруны да мыслители собрались. Точно специально командование подбирало их для экспедиции. Доживи Отвертка до сегодняшнего дня, и он, поди, дубина стоеросовая, начал бы рассуждать о высоких материях, как профессор.

— Никакого мнения, — ответила рыжая. — Во-первых, я не обязана отчитываться. А во-вторых… стал бы ты у тех доловаров спрашивать, за каким лешим они присягнули вашему королю Харкплюю?

— Пожалуй, — ответил Хилый.

— Ну так иди и спроси: вдруг ответят.

— Как хочешь, не говори.

— А чего ты радуешься-то? Я ж бывший враг, но тем не менее — чужачка. Я на вашей стороне, я стала такой, как все они, эти бравые рубаки. Я предательница, а ты прямо бросился со мной общаться!..

— Не все так просто.

— Просто. Проще не бывает. Я хочу сохранить свою шкуру. Нам говорили, что предатели переходят на сторону врага из трусости. Я всегда так думала.

— А теперь? — поинтересовался Хилый.

Крот поискал глазами в траве что-нибудь пригодное для метания. И бросил бы в болтуна, но ничего не нашлось. Божья коровка, ползущая по листику клевера, не годилась.

— Отвяжись! — фыркнула Этайн.

— Неправда, что дело в трусости, — сказал Хилый. — Вот Брагох Даолаг в своей книге «История войн» описывает случаи, похожие на твой. Некоторые примеры из истории поразительно совпадают с тем, что мы наблюдаем сейчас. Не думаю, чтобы ты боялась, Этайн. Ты могла бы держаться до самого конца, если бы захотела, до того момента, когда гобломанты и СМЕРШ посчитали бы, что тебя пора выбросить в ров… Уверен, ты бы не сломалась. Конечно, магия способна подавить и стереть в порошок любую волю, но вряд ли победа над тобой далась бы чародеям просто и легко.

— Ну-ну, ври дальше, — буркнула Этайн.

— Твое решение твердо и принято сознательно. Извини, обзывайся сколько угодно, но трусихой тебя не назовешь.

— Больно много ты в эльфах понимаешь!

— Да. Почему бы нет? Чтобы сделать тот шаг, который сделала ты и доловары, нужно обладать мужеством. Тот, кто делает этот выбор, лишается возможности вернуться. Он оторван от рода и приговорен к смерти заочно. Ему остается либо победить, либо умереть. Такой «предатель» сам ставит себя в самые невыгодные условия. Что, я совсем-совсем не прав?

— Не прав, — ответила Этайн. — Может, те кавалеристы и поставили себя в какие-то там условия и упиваются своей храбростью, но — не я. Мне дорога моя шкура. Встречи с гобломантами из вашего хваленого Корпуса мне все равно не избежать, но так у меня есть шанс выбраться из этого переплета живой. Я кое-что знаю, имею сведения, которые хочу сообщить. Сведения на войне — это товар. И я буду торговаться. Я выторгую для себя максимально комфортные, выгодные условия, Хилый, и не строй рожи, я достаточно их насмотрелась за последнюю неделю.