Золотые колосья на одеянии Милены контрастировали с иссиня-черными полосами волн на льняном платье Нейрис Полуночной. Казалось, ничего не связывает этих женщин: ни отношение к жизни, ни отношение к религии, традициям. Но сегодня их пути срослись, словно тонкие ветви плакучей ивы. А узлы в бурю всегда прочнее узлов в мирное время.
Эльба и Вольфман спустились к оружейным мастерским. Люд Вудстоуна собрался у подножья замка, чтобы встретить молодоженов и воочию увидеть самую пленительную из всех существующих невест Калахара. Люди в простых одеяниях махали руками, мужчины в испачканных сажей рубахах, женщины в прелестных платьях, которые бы никогда никто из них раньше не надел на улицу возможно, они позаимствовали наряды у знакомых или же сшили их сами специально для венчания нового короля Станхенга. Эльба пыталась изо всех сил улыбаться, но не могла побороть чувство тревоги и страха. Она то и дело следила за ногами Вольфмана, боясь, что они вновь подогнутся, и следила за его глазами, которые бегали из стороны в сторону, будто бы у юноши случился припадок. На его бледной коже проступили капли пота, и девушка намеревалась стереть их, а потом одернула руку. Ей не следовало привлекать внимания, и она вдруг услышала в голове голос родного брата:
«Сейчас он не просто человек. Сейчас он король».
А у короля не должно быть слабостей, хотя бы в глазах народа.
Когда впереди показалось возвышение, на котором покоились громоздкие каменные глыбы, у девушки перехватило дыхание. Они были совсем близко, да вот Вольфман сопел и дышал с таким трудом, будто кость торчала у него поперек горла. В какой-то момент на плечи Эльбы легла не только ответственность перед предками Вудстоуна и Эридана, но и сам Вольфман в прямом смысле. Их перевязанные ладони вспотели. Пальцы скользили. И юноша с такой силой опирался о девушку, что ей казалось, будто она тащит на своей спине гигантского медведя.
«Ничего», думала она, несмотря на боль во всем теле. Незажившие раны и синяки после схватки с народом Дамнума до сих пор пылали. «Мы почти пришли».
— Мне жаль, в очередной раз отрезал юный король.
— Все в порядке.
— Ты не устала?
— Я в порядке.
— Ты пугаешь меня, Эльба.
Девушка взглянула на мужа и столкнулась с его изнуренным, помутненным взором. Каким же хрупким он казался. Девушка чувствовала уважение к этому человеку. Она его едва ли знала, но она прониклась сильным сочувствием к этому болезненному, храброму мужчине, который изо всех сил желал отомстить за отца и восстановить справедливость.
И девушка смотрела в эти орехово-зеленые глаза и понимала, что человек перед ней стоит достойный и невероятно мужественный, и оттого сердце болело еще сильнее, ведь в ее глазах он пусть и был бравым воином, но оставался совершенно слабым королем. Этот король не смог бы подчинить себе Арбор.
Этот король никогда не смог бы подчинить себе Эльбу.
— Мы почти пришли, воодушевленно произнесла девушка и крепче сжала его руку. Идемте, Вольфман. Скоро наш кошмар превратится в пепел.
Юноша нехотя кивнул. Они поднимались по склону, задыхаясь от жажды, хотя погода, словно смиловавшись, благословляла прохладными порывами ветра, а солнечные лучи и вовсе скрылись за тучами. Наконец-то перед молодоженами появилась невероятно высокая, неровная каменная глыба, а затем открылся вид на еще шесть таких скульптур.
Эльба и Вольфман остановились в центре круга предков Вудстоуна, и земля под их ногами задрожала. Или же так тряслись колени?
Девушка откинула назад голову и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой. Их путь от замка до хребта Станхенга завершился. Но их путь, как Короля и Королевы Вудстоуна только начинался. Эльба почувствовала, как Вольфман снимает повязку с их рук, юноша потянул на себя зеленую ленту, покачнувшись назад, и ощутил, как земля закружилась.
— Осторожно. Эльба вновь сжала его руку. Мужчина открыл глаза и оказался в ее плену: в плену невероятной красавицы с красными от усталости щеками. Она кивнула и помогла ему выровняться. Держитесь за меня, Вольфман.
Юноша в растерянности моргнул. Все ведь должно было быть совершенно иначе.
— Как скажешь, Эльба Барлотомей Полуночная, тем не менее, ответил мужчина.
А сам подумал: «Это начало твоего правления, и конец моей жизни».
АРГОН
Аргон сдерживал дикий пожар в своей груди. Он не помнил, как сокол приземлился на знакомой земле, в окружении знакомых домов, лиц. О н не помнил, как Ксеон спрыгнул с птицы, снял Рию. Он помнил лишь, как с его языка сорвался яростный рык, как его ноги ударили птицу по бокам, и как он вновь взмыл в серое небо, стиснув до скрежета зубы.
— Аргон! Громко позвал друга Ксеон и вытянул перед собой руку, но тот уже парил над землей и несся навстречу возмездию.