Буря (ЛП)

— И потому на протяжении… скольких лет мы воровали его еду, его зерно, его мясо?

— Пощадите мои уши, ворчливо простонал Хуракан, что вы сцепились, как ослы?

— Мне надоело ждать. Пылко признался молодой предводитель и взглянул на своих соратников пронзительно и раздраженно. Он поправил килт и кожаный ремень. А потом в недоумении взмахнул руками. Кто мы с вами, и что мы тут делаем?

— Кажется, это ты нас привел сюда, напомнил Ксеон тихим голосом.

— Верно. Значит, и мне ставить больного мальчишку на место.

Аргон сорвался с места, а его черноволосый друг недовольно выдохнул и отбросил на стол недоеденный кусок свежего хлеба. О н в два шага оказался рядом, схватил юношу за плечо и стремительно повернул к себе.

— Этот мальчишка, возмущенно процедил Ксеон, король Станхенга.

— Взгляни правде в глаза, король из него никудышный.

— Это не дает тебе право…

— Я не пленник.

— Станешь им! Если не умеришь свой пыл.

— Сколько можно умерять свой пыл? Удивился Аргон, вскинув брови. Я пытался поговорить по-хорошему, я просил аудиенции и молчал, будто проглотил свой язык.

— Ты вел себя рассудительно, воспротивился Ксеон, чувствуя, как Хуракан и Киган смотрят на них недоуменными взглядами. Вольфман нам не доверяет.

— И правильно делает.

— Тогда за что ты собрался его судить?

— Я не собираюсь никого судить. Я должен знать, что они обсуждают в своем малом зале. Я привел сюда людей, я ответственен за все, что с нами будет происходить, а я даже не представляю, какова расстановка сил, какова стратегия. Но еще мы должны рассказать Вольфману об угрозе Лаохесана, а он отмахивается от нас, как от надоедливой мошкары.

— Расскажем, когда придет время.

— Время пришло.

Аргон кивнул Хуракану, Кигану и вновь сошел с места, а Ксеон сжал переносицу и с неохотой последовал за другом. На пороге он обернулся, посмотрев на старика.

— Вино пусть не убирают. Он нервно поправил ворот рубахи и расстегнул верхние пуговицы. Хотя, возможно, после этого разговора с нами не будут церемониться.

Аргон решительным шагом свернул к лестнице, преодолел пролет и обернулся, так как услышал тяжелое дыхание за своей спиной. Ксеон догнал его. Выглядел он нервным и весьма недовольным, впрочем, как и всегда. Аргон примирительно бросил:

— Не волнуйся.

— Если бы.

— Я не собираюсь выбивать двери малого зала.

— Не собираешься? Парировал Ксеон, выгнув дугой правую бровь. Это серьезное заявление. Обычно тебе нравится разрушать двери. И отношения.

— У нас с Вольфманом пока что нет никаких отношений. Именно поэтому я и иду на совет. Мы должны заявить о себе. Это наш шанс занять свою нишу в этом обществе.

— Но мы не должны перегибать палку.

— Его величество олух, раз считает, что мы будем сидеть взаперти столько, сколько ему заблагорассудится. Люди Дамнума свободный народ. Нас не сдержат эти… юноша махнул рукой и поморщился, стены. Я поговорю с ним, хочет он этого или нет.

— И как же ты планируешь пробраться на совещание, где тебя не ждут?

— Оно еще не началось.

— И что?

— А то, что я подожду нашего великого короля. Этого мне не запрещали.

— Допустим, Вольфман согласится. Что дальше? Ксеону так надоело обдумывать то один план, то другой, что голова беспощадно звенела. Возможно, если бы они могли хотя бы пару недель нормально поспать, думалось бы гораздо проще. Считаешь, он поверит в легенду о Лаохесане?

— Ему придется поверить. Мы нашли подтверждение в Ордэте.

— В книгах не всегда пишут правду.

— Масоны бы с тобой не согласились.

— Ты помнишь, как они выглядели? Усмехнулся юноша. Не удивлюсь, если им всякое мерещится. Они ведь совсем не спят. Странно, что они вообще еще живы.

— Если все написанное о Лаохесана выдумки, что мы потеряем? Аргон посмотрел на друга и нахмурился, будто обдумывал нечто важное. Огненный всадник уничтожит и Дамнум, и Вудстоун. Если Вольфман не дурак, он выслушает нас.

— А если дурак?

— Найдем того, кто поумнее.

— Например… его жену. Эльбу.

Ксеон многозначительно посмотрел на молодого предводителя, а тот хмыкнул и тут же отвернулся, словно в словах юноши не было ни грамма смысла. Уж он-то был уверен, что Эльба гораздо умнее и выносливее короля, восседающего на троне Станхенга. Но он предпочитал не делиться своими мыслями, после того, как все дни, проведенные в замке, Эльба упрямо его игнорировала. В глубине души он понимал, с чем связано ее поведение, но думать об этом не было никакого желания, да и смысла. Что бы он не почувствовал во время танца, сейчас это не имело значения. Хотя неожиданное спасение нимфы породило в его душе веру в нечто хорошее. После того, как умер отец, Аргон мало что чувствовал, а увидев Эльбу, живую и невредимую, он на мгновение ощутил себя прежним.

Аргон остановился напротив бронзовых дверей малого зала и облокотился спиной о стену. Несмотря на приближение вечера, в коридорах было довольно-таки светло, факелы хрустели в звенящей тишине. Двое стражей притворялись, будто бы не замечают гостей, а Ксеон грузно дышал. Ему не нравилось все, что касалось неприятностей.